Тайны жизни Ники Турбиной («Я не хочу расти…»)

Я могу сказать, что Ника вундеркиндом была в детстве – безусловно, что она была талантливым человеком – да. Но жизнь у нее сложилась трагически также в силу того, что, когда она училась, в стране жить было очень сложно – все находились в крайне тяжелом материальном положении. Я думаю, что люди, которые в свое время были к ней близки и поддерживали ее, ушли в сторону. Я никого не осуждаю, считаю, что и сама в немалой степени виновата, потому что нужно было уделять ей больше внимания. Но ведь Ника принесла славу нашей стране своими детскими стихами. Хотя бы в память об этом она требовала поддержки, потому что многие дети просто уходят в никуда. Она-то никуда не уходила, я еще раз повторяю, Ника была очень талантливым человеком, и ей нужно было такое четкое окружение, которое бы могло около нее быть все время. Но его не нашлось. Конечно, я считаю, что близкие люди должны были до конца оставаться в таком качестве и поддерживать ее».

Мнение Алеси Мининой: «Нике слава была ни к чему, она и деньги нужны были ее близким, самым родным людям, привыкшим к этому с детства Ники. А порывы Майи быстрее ее выпихнуть (вот, мол, у меня ребенок-гений!) – это не более чем попытка ее использовать. Мне кажется, что своих детей использовать нельзя. И вообще талантливых деток надо ограждать от взрослой жизни и ее несправедливости, а получилось, что Ника ее хлебнула выше крыши со всеми этими интервью и журналистами. Конечно же, ее предупреждали, что можно, а что нельзя говорить. Соответственно учили девочку лицемерить, а она это ненавидела лютой ненавистью. Несмотря на это, Ника производила яркое впечатление на всех без исключения, хотя было заметно, что она человек с поломанной судьбой».

«Дар дают на хранение и на реализацию, – мудро сказал Сергей Миров. – Это провокация сверху, человек обязан на нее как-то отреагировать, что-то сделать». Ника сама сделать ничего не могла, ей помогли, а точней ее заставили, этот дар реализовать, и то лишь частично, но не помогли его сохранить. Неокрепшая психика ребенка, как правило, подчиняется взрослым, доверяя им свое направление. А взрослые получают от эксплуатации ребенка частые и сиюминутные удовольствия. И хотя Ника ощущала предначертания судьбы, о которых кричали ее строки, близкие им дивились, ими восхищались, но, ослепленные восходящей до небес известностью девочки, не хотели видеть иного ее состояния. “Провокация сверху” удалась.

Наконец, мнение композитора Петра Старчика: «Это был ребенок-паровоз, который фактически вез свою семью, и он был ее центром, что чувствовалось по отношениям. Она была в привилегированном положении. Это с одной стороны хорошо, а с другой давало ей некое гипертрофированное развитие. Там была надломленность, а не избалованность. А пьеса бабушки? Она разве открыто пишет, что они делали с Никой? Описывает или это ее фантазия? Только они сами были свидетелями всего. Повторяю: Ника была центром их семьи и судеб взрослых. Они были привязаны к ней, этой малышке, как к паровозу, которая везла всю их семью. Даже, видимо, кормила ее…». Как точно и образно сказано в нескольких строках! Каким дальновидным оказался Петр Петрович. Ведь Нику он знал только ребенком, но уже тогда, видя ее окружение и взаимоотношения в семье, понял, куда катится этот «паровоз».

Еще один из тех, кто знал Нику лично, – Алексей Косульников: «…Мы встречались очень редко. Любой добропорядочный буржуа вроде меня просто не мог выдержать такого хард-рока (рваный ритм, сплошные синкопы) – она в упор не видела часов, она сама назначала себе день и ночь, и порой казалось, что даже времена года она меняет гораздо чаще, чем мы, – те, кто были вокруг. И мы тянулись вереницей в больничную палату со всякими мандаринами, когда она вышла в окно в первый раз. Мы спешили показать, что мы есть, мы здесь, мы рядом; мы пытались загладить свою вину, ибо тогда, когда она шагала через перила балкона на пятом этаже, нас рядом не было. Мы вообще все время опаздывали и в конце концов опоздали совсем»[256].

Мне вспомнилась одна из дневниковых записок Никуши: «Мои стихи далеки от совершенства. Пишет душа, а сознание молчит. Душа не может молчать. Она говорит языком неба, добра, сопереживания. В моих стихах нет вычурности. Все просто, как небо и земля. Лето – это цветы, зима – снег. Но в них плач по любви, искренности. Шла к вашим сердцам и пока не дошла». А не дошла, потому что сердца людские не были распахнуты навстречу ей, не было в них искреннего сопереживания, которое проснулось, и то далеко не у всех, лишь тогда, когда Ники не стало. А ей нужно это было при жизни.

Я часто ссылаюсь на Алесю Минину, и вовсе не случайно: несмотря на относительно короткий срок их дружбы, она, как никто другой, понимала Нику, с которой подолгу находилась рядом, видела ее в различных ситуациях и состояниях. Она сказала замечательную фразу: «В том и была миссия Ники – от чего-то предостеречь, чему-то научить».