Тайны знаменитых пиратов, или «Сундук мертвеца»

Таким образом, лишь в России Пол Джонс получил звание, о котором давно мечтал. И вообще, в русской столице его встретили как нельзя лучше. Ему оказывали всяческие любезности. Когда сама императрица приняла знаменитого моряка, тот преподнес ей новую Американскую конституцию, не задумываясь о том, какое это может произвести впечатление на царскую особу.

Самодержавная царица не выразила своего неудовольствия таким подарком, напротив, разыграв эдакую либералку, выказала интерес к новому строю, окончательно пленив доверчивого моряка. Сам того не заметив, Пол Джонс начал расточать комплименты августейшей особе и из защитника свободы и равенства на некоторое время превратился в почитателя деспота. После столь явной монаршей милости к иностранцу весь светский Петербург, как писал Пол Джонс Лафайету, добивался его внимания, «подъезд осаждали кареты, а стол был завален приглашениями».

Пребыванию Пола Джонса в России посвящен ряд материалов зарубежных и отечественных авторов. У нас об этом писали не раз. Помимо отрывочных сведений, встречающихся в переписке той эпохи, в мемуарах и дневниках, в книгах по истории русского флота, о Поле Джонсе был напечатан биографический очерк Н. Боева в «Русском вестнике» за 1878 год, а в 1895 году в журнале «Исторические записки» появился еще один материал – В. А. Тимирязева о службе Пола Джонса в русском флоте. В наши дни, в 1976 году, было опубликовано исследование Н. Н. Болховитинова «Пол Джонс в России», где на основе новых архивных и прочих данных вновь освещается этот период жизни моряка. В 1980 году в книге “Россия и США. Становление отношений. 1765—1815” опубликованы документы о пребывании Пола Джонса в России, его донесения и письма.

Как сложилась судьба Пола Джонса в России? Назначив новоиспеченного контр-адмирала в действующий флот, Екатерина II писала своему любимцу, главнокомандующему Г. А. Потемкину, в чье распоряжение направлялся иностранный моряк: «Друг мой, князь Григорий Александрович, в американской войне именитый английский подданный, Паул Жонес, который, служа американским колониям, с весьма малыми силами сделался самим англичанам страшным, ныне желает войти в мою службу. Я, ни минуты не мешкав, приказала его принять и велю ему ехать прямо к вам, не теряя времени; сей человек весьма способен в неприятеле умножать страх и трепет; его имя, чаю, вам известно; когда он к вам приедет, то вы сами лучше разберите, таков ли он, как об нем слух повсюду. Спешу тебе о сем сказать, понеже знаю, что тебе не бесприятно будет иметь одной мордашкой более на Черном море».

С прибытием такого опытного и отважного моряка, которого она называла мордашкой, то есть собакой особой породы с мертвой хваткой (такова была кличка иностранных моряков), Екатерина II связывала многие надежды, писала, что «он нам нужен».

Однако столь блистательное начало карьеры Пола Джонса в России уже в зародыше таило печальный конец.

Главным его противником стал английский посол в Петербурге. Используя свое влияние на некоторых придворных, он старался через них всячески очернить нового контр-адмирала. Пока что, однако, особого успеха его усилия не имели.

Тем временем Пол Джонс, прибывший к месту назначения, поднял свой контр-адмиральский флаг на корабле «Владимир» в Днепровском лимане.

Командующим в этом районе был контр-адмирал Нассау-Зиген. Непосредственно ему подчинялась гребная флотилия. Пол Джонс руководил парусной эскадрой из одиннадцати судов. Вскоре новому капитану представился случай показать себя в деле.

Под Очаковом в июне 1788 года турецкий флот потерпел жестокое поражение. Немалую роль в разгроме неприятеля сыграли и пушки А. В. Суворова, установленные на Кинбурнской косе, метко поражавшие турецкие корабли пытавшиеся вырваться в открытое море.

Так скрестились пути Пола Джонса и А. В. Суворова, командовавшего сухопутными войсками в этом районе. Накануне боя они встретились, по выражению Суворова, «как столетние знакомцы». Видимо, американский моряк чем-то импонировал русскому воину, иначе он, обычно столь осторожный, не стал бы предупреждать Пола Джонса о том, что война связана не только с риском смерти, но и с несправедливостью.