Тайные битвы XX столетия

Однако все звенья заговора действовали согласованно и были нацелены на переворот, что следует из «строго конфиденциального» послания П.Н. Милюкова своим кадетско-масонским сподвижникам, написанного в мае 1917 г.^[13]: «Твердое решение воспользоваться войной для производства переворота было принято нами вскоре после начала этой войны. Заметьте также, что ждать больше мы не могли, ибо знали, что в конце апреля или начале мая наша армия должна была перейти в наступление, результаты коего сразу в корне прекратили бы всякие намеки на недовольство и вызвали бы в стране взрыв патриотизма и ликования»^[14].

Исходя из этого лимита времени и завербовав адептов в Генштабе и даже среди командующих фронтами (генералы Рузский, Гурко), «Военная ложа» запланировала первоначально «День X» на март 1917. Предполагалось, что гвардейские батальоны захватят поезд с Николаем II, а генералы заставят его отречься от престола. Но события торопили, к тому же заговорщиков подгоняла Англия, видимо, знавшая об их планах с самого начала.

В начале 1917 г. в Петрограде побывал крупный английский банкир и масон лорд Альфред Мильнер. Об этой миссии один ирландский депутат так отозвался в британском парламенте: «Наши лидеры…послали лорда Мильнера в Петроград, чтобы подготовить эту революцию, которая уничтожила самодержавие в стране-союзнице».

Роль главного организатора событий в России взял на себя посол Британии. Получив от лорда указания и деньги, он немедленно созвал у себя совещание русских масонов-заговорщиков, на котором, в частности, присутствовал сыгравший роковую роль в отречении царя генерал Рузский. Была назначена новая дата переворота — 22 февраля (на которую действительно пришелся пик первоначальных волнений в столице). Неясно, перенесли ли еще раз выступление на несколько дней или элемент стихийности нарушил план заговора.

Во всяком случае, Милюков в цитировавшемся письме говорит о «совершенном нами перевороте» и о том, что сам «в последнюю минуту колебался дать согласие на производство переворота». Хотя формально кадетский лидер не входил в Великий Восток, зато близко стоял к англичанам, дружил с Бьюкененом, а весной 1916 г. совершил визит в Англию, где совещался с доверенными кругами о грядущих переменах в России. (Кстати, тогда же в Россию ездил французский министр-социалист А. Тома. Хотя формальной целью этого визита было укрепление военного сотрудничества, встречался он в основном не с чиновниками военного ведомства, а с масонами — лидерами политических группировок. О чем именно договаривался с ними Тома — «брат» 30-й степени Великого Востока?) Вероятно, если и было решение о начале переворота, Милюков не принимал его единолично, но действительно мог входить в число его руководителей.

Одна «техническая» деталь осуществления заговора известна: в решающие дни 27–28 февраля Бьюкенен раздал в рублях сумму, эквивалентную 200 тысячам фунтов стерлингов на поддержку мятежной демократии в русской столице. Английские (мильнеровские, вероятно) деньги подействовали на уличных ораторов, солдат и офицеров, деятелей Думы не менее эффективно, чем подготовили разложение на фронте деньги немецкие. На что же рассчитывал коварный посланник Альбиона, помогая свергать монарха-союзника и, кстати, родственника британского короля?

Бывший начальник немецкого генерального штаба недоумевал по этому поводу, предполагая: «Судя по всему, Антанта ожидала, что революция принесет ей определенные преимущества». И действительно, английский премьер-министр Ллойд-Джордж по получении известия о революции в России заявил: «Одна из целей Британии в этой войне достигнута».

Свою роль в этом деле сыграла излишняя подозрительность. Слухи о готовящемся сепаратном мире между Россией и Германией ассоциировались не с одним лишь Распутиным. У всех на памяти было свидание Вильгельма и Николая II в финских шхерах в 1906 г. Тогда энергичный кайзер уломал-таки русского царя порвать с Антантой и заключить пакт Берлин — Петербург (правда, недолго радовались немцы: по возвращении к берегам Невы освободившись от красноречия «дорогого Вилли», не отличавшийся ни волей, ни твердостью во мнениях Николай вернулся в объятия прежних союзников).

Вот и в разгар войны, 10 февраля 1917 г. английский посол в Копенгагене Педжет телеграфировал министру иностранных дел лорду Грею: «Г. Андерсен уведомил меня конфиденциально, что, по сведениям, полученным от одного шведского банкира, между чинами русского и германского министерств иностранных дел начаты переговоры о заключении сепаратного мира. Посредниками в этих переговорах являются шведско-немецкие банкиры и банкиры германского происхождения в России…»