Тайные боги Земли

– Четыре пузыря водяры?! – восхищенно воскликнула Жанна Дырк и одарила меня по-собачьи преданным взглядом своих нетрезвых глаз. Без всяких сомнений, сейчас он была готова последовать за мной и в огонь, и в воду.

– А теперь поактивнее шевели своими нижними конечностями.

– Чо? – переспросила Жанна.

– Ножками побыстрее топай, иначе твоему Вьюну наступит полный и бесповоротный кирдык.

Как оказалось, я зря считал Жанну Дырку бомжовкой. К моему несказанному удивлению, эта дама была самой настоящей домовладелицей. Избушка ее, хоть и небольшая, и неказистая, располагалась в непосредственной близости от делового центра Нелюбинска на крутом берегу широкой Оки. Даже удивительно, как при феноменальной хваткости современных чиновников даму до сих пор не выперли отсюда под каким-нибудь благовидным предлогом, а освободившееся место не продали за хорошие бабки кому-то из местных предпринимателей. Право слово, сверкающий зеркальными витринами супер-пупер маркет или, на худой конец, уютный кабачок здесь были бы более уместны, чем покосившаяся бревенчатая избенка.

Миновав висящую на одной петле распахнутую во всю ширь калитку, мы прошли вдоль основательно заросшего сорняками и малиной огорода к жилищу Жанны. Едва обшарпанная филенчатая дверь распахнулась, в нос шибануло так, что я едва на ногах устоял. По утрам в казарме перед подъемом личного состава пахнет значительно приятнее.

– Эко у вас тут и запашок! – я привередливо сморщил нос. – Ты, Жан, это… дверцу-то не закрывай.

– Дык изба выхолодится.

– Ничего, от свежего воздуха еще никто не умирал. Ну… давай же, веди к больному.

Изба была поделена деревянной перегородкой на две половины: жилую часть и кухню. Едва ли не четверть площади помещения занимала русская печь, к которой собственно и примыкали перегородки, разделявшие избу. Три небольших окна: два в жилой части и одно – на кухне были основательно загажены то ли мухами, то ли безалаберной хозяйкой и ее гостями. Да что там окна – во всем доме царил полнейший бардак. Выцветшие обои на стенах частично ободраны, частично изгвазданы, по всей видимости, отходами жизнедеятельности обитателей сего жилища. В углах и на потолке многолетняя паутина. Повсюду опустошенная тара: от бутылок из-под дешевого портвешка и пузырьков спиртовых настоек лекарственного назначения до пластиковых канистр из-под стеклоочистителя, а то и вовсе неведомой мне гадости. Окинув взглядом все это пестрящее этикетками разнообразие, я здорово подивился, до какой степени российская голь хитра на выдумку – вряд ли какому-нибудь иностранному алкашу пришло бы в голову лечить утренний тремор настойкой боярышника, жидкостью для полоскания рта или мебельной морилкой, а мы пьем и ничего, вон еще какие живчики (это я в адрес хозяйки).

В центре жилого помещения массивный стол и три стула вокруг него. На столе остатки трапезы: куски хлеба, сомнительного вида колбаса, сморщенные огурцы, подгнившие яблоки – всё с ближайшей помойки. В углу диван, с которого на нас из-под одеяла страдальчески взирает Вьюн, здорово исхудавший за истекшие со времени нашего последнего свидания дни и с основательно разбитой физиономией.

– Ну что, Жанночка, принесла? – жалобно спросил больной, но, увидев, что хозяйка пришла не одна, с опаской уставился на гостя. – А ты кто такой?

Я не успел и рта открыть, чтобы представиться, как прыткая Дырка успела доложить:

– Мужик какой-то. Зачем-то в гости напросился. Водяры накупил аж четыре пузыря! И закуси разной. Грит, лечить тебя будет… значица, врач или фелшар.

– Врач – это хорошо, – расслабился больной, – а что водки купил – еще лучше. Она радёмая для меня счас самое верное лекарство – если не сдохну после ей, то обязательно выживу – это, фельдшер, уж поверь моему слову.

– Жанна, – я указал рукой на стоявшее в углу у двери смердящее ведро с нечистотами, – это в срочном порядке на улицу, иначе мы все здесь задохнемся.

Пока женщина выполняла мою просьбу, я извлек из принесенного пакета бутылку водки, скрутил в нее пробку и налил примерно до половины в два граненых стакана: один для хозяйки, другой для Вьюна. Сам я по вполне понятным причинам пить не собирался. Дождавшись, когда Жанна вернется с улицы, я предложил страдальцам выпить. Те, конечно же, не отказались, лишь больной поинтересовался: по какой такой причине я не налил себе?

Я не ответил, а, когда он опорожнил стакан, стащил с него одеяло. Затем, не обращая внимания на его вялые протесты, раздел до трусов. Попахивал больной, скажу вам, так, что меня едва не стошнило. Ощущение было такое, будто на диване не человек, а куча тухлой селедки. Пришлось с помощью экстраординарных способностей понизить порог чувствительности моего обонятельного органа. Теперь можно было сконцентрировать внимание и на самом больном.