Тайные грехи

Фидлер нахмурился, почувствовав, что краснеет; он стыдился своей минутной слабости – восхищался прекрасным женским телом, пошел на поводу своих мужских инстинктов, вместо того чтобы смотреть на пациентку с профессиональной бесстрастностью медика.

– Хочу проверить ее рефлексы, – сказал он. – Могу я воспользоваться кое-какими инструментами?

– Разумеется.

Томкинс позвонил, призывая дежурную медсестру. Когда она пришла, Фидлер вручил ей список необходимого.

В течение следующих двадцати минут Фидлер обследовал Мару с головы до пят: ощупывал ее, колол кончики пальцев рук и ног тонкими иглами, легонько постукивал по локтям и коленям резиновым молоточком. Пациентка оставалась бесчувственной, точно манекен, и только едва заметное колыхание ее груди при вдохе и выдохе свидетельствовало о том, что она жива.

Удовлетворенный обследованием, Фидлер снова сел на край кровати. Затем взял Мару за руки и принялся разговаривать с ней как ни в чем не бывало, как если бы она могла его слышать.

– Ваш дедушка Дрю Тэйт, конечно, гордился бы вами, Мара… И все члены семьи Тэйтов гордились бы, особенно…

– Дрю был ее прадедом… – перебил Томкинс.

Фидлер улыбнулся:

– Я знаю, Лес. Я хотел проверить, вызовет ли моя ошибка реакцию с ее стороны.

– Но она без сознания, не слышит тебя.

– Да, без сознания. Но это вовсе не означает, что она не слышит меня. – Фидлер продолжал: – Ваша бабушка, Мара Первая, была прелестной женщиной. Я видел ее портрет. И ваша мать тоже была красавицей. Кровь – великое дело, и происхождение сказывается. Вы тому живое подтверждение, вы, последняя из прекрасных женщин рода Тэйтов… Впрочем, вы еще можете выйти замуж и произвести на свет Мару Четвертую.

Фидлер внимательно наблюдал за ней, и ему показалось, что ответом на его последние слова было едва заметное движение ресниц – они вроде бы чуть дрогнули. Томкинс, стоявший позади, сжал плечо коллеги, подтвердив тем самым, что тот не ошибся.

– Будь я проклят… На мгновение мне показалось, что она сейчас откроет глаза, – прошептал Томкинс.

Время от времени нескончаемый монолог психиатра, казалось, вызывал едва заметную реакцию пациентки – подрагивание ресниц и губ, движение пальца руки или ноги.

Наконец Фидлер умолк.

– Мне удалось до нее достучаться, – объявил он, немного помолчав. – Нет сомнения, что удалось, но пока это не дало желанного эффекта. Думаю, на сегодня достаточно. Завтра в девять утра я введу ей пентотал. Скажи сиделке, чтобы приготовили комплект IV к моему приходу.

– Не понимаю, – пробормотал Томкинс, – какой смысл одурманивать ее этим препаратом, когда она и так уже в глубоком трансе?

– Но пока я не контролирую ее состояние. Что следует сделать, чтобы вывести ее из этого состояния? Нет, я неправильно выразился. Чтобы тебе стало яснее, скажу иначе: я хочу поставить на рельсы поезд, сошедший с них, чтобы он мог продолжать движение, а машинист мог его вести. Я и есть машинист…

Томкинс недоверчиво смотрел на коллегу.

– Я рад, что старина Кесслер решил держаться подальше от всего этого, – проговорил он наконец.

Фидлер со смехом похлопал его по плечу.

– Не беспокойся о ней, Лес. Интуиция подсказывает мне: леди достойнейшим и наилучшим образом выкарабкается. Да… если поторопиться, я еще успею принять последнего из моих сегодняшних пациентов. Увидимся завтра утром?

– Как можно раньше. И в полной боевой готовности. Я бы ни за что на свете не пропустил такое шоу.

Фидлер не оценил юмор приятеля.

– Скверная шутка, старина, – отозвался он. – Уверяю тебя: то, что предстоит завтра, никак нельзя назвать шоу – ни в каком смысле слова. Поверь, когда я работаю, мне не до шуток. – Он с улыбкой пожал руку Томкинса. – Итак, увидимся завтра, Лес. И спасибо, что обратился за консультацией ко мне. Для Мары Тэйт я расшибусь в лепешку, но сделаю все как надо.

Фидлер бросил прощальный взгляд на неподвижное тело на кровати. Поднес руку к губам и послал своей пациентке воздушный поцелуй.

– Пока, любовь моя.

Томкинс смотрел ему вслед с кислой улыбкой.

– Это, мисс Элисон, совершенно особенный человек, – обратился он к сиделке, вошедшей в палату.

Глава 5

Через определенные промежутки времени капля жидкости изливалась из флакона, установленного на стенде IV у постели Мары, и проделывала долгий извилистый путь по прозрачной пластиковой трубке к блестящей металлической игле, через которую эта жидкость вводилась в вену Мары.

Фидлер сидел на стуле у кровати. Сидел, подавшись вперед и упираясь ладонями в мясистые ляжки. Он был без пиджака и без галстука, к тому же высоко закатал рукава рубашки, открыв для обозрения свои мускулистые волосатые руки.

Шторы в палате были задернуты, и одна только неяркая матовая лампа в изголовье кровати освещала пациентку. Томкинс сидел в тени, в глубине комнаты, и оттуда, из полумрака, наблюдал за происходящим с неослабевающим интересом, с восторгом во взгляде.

Как только пентотал, смешанный с микроскопической дозой нового галлюциногена, с которым экспериментировал Фидлер, распространился по телу Мары, психиатр заговорил: