Но если паспорт действительно существовал, почему она не продемонстрировала его тем, кто расписал для «Бунте» всю историю побега? Эту часть ее рассказа сочли столь сомнительной, что нашли необходимым дополнить редакционным примечанием: «После многих заданных ей вопросов фрау Каплер настаивает на достоверности своего сообщения».
В 20 часов начинается последний этап нашего путешествия по Италии. Мы повторяем маршрут Рим — Мюнхен, который так детально описала фрау Каплер в «Бунте иллюстрирте». Ее рассказ вызвал у нас серьезные вопросы.
Все наши расчеты подтверждали результаты других расследований: так, как расписала всю историю в «Бунте» фрау Каплер, в действительности происходить не могло.
Примерно через три с половиной часа перед нами замигали красные и зеленые контрольные лампочки платежной кассы автострады в Модене, в 385 километрах к северу от Рима. Мы снизили скорость и остановились в единственном еще открытом в эту ночь боксе. Протягиваем скучающему в застекленной кабине служащему компьютерную карту, и вскоре на табло вспыхивают цифры той суммы, которую мы должны уплатить за пользование автострадой. Пока расплачиваемся со служащим, он вручает нам новую карту для следующего отрезка пути. Мы удивлены: на карте не проставлен номер нашей машины. «Нет, — говорит, — не нужно». — «Но ведь так делается всегда», — возражаем мы. Нет, номер нашего автомобиля его не интересует. Мы обязаны указать лишь литраж машины, ибо плата за пользование автострадой определяется только классом автомобиля. И, пожалуйста, проезжайте, другие машины уже ждут своей очереди!
В дороге при свете карманного фонаря еще раз внимательно изучаем компьютерную карту. Действительно, на ней нет даже рубрики для номера машины. Следовательно, фрау Каплер опять солгала. Ведь в «Бунте» она утверждала, что в платежной кассе именно этого пункта автострады на карточке был отмечен номер ее машины. Так как на следующей станции она должна была сдать свою карту, то полиция, разыскивающая беглецов, обязательно обнаружила бы их и очень скоро установила бы, на какой именно машине был совершен побег. Более того, подозрение в пособничестве к побегу сразу пало бы на ее сына.
Ни на одной станции, где взималась плата за проезд по автостраде, никто не проявил ни тени интереса к номеру нашего автомобиля. Друзья, проводившие отпуск в Италии, подтвердили потом то же самое. Почему же полиции могло прийти в голову наводить на этих станциях справки о номерах проследовавших машин?
Разбираемся дальше. Фрау Каплер покинула госпиталь на взятом напрокат «фиате». Установить номер машины можно было бы сразу в этой фирме. Разве не «фиат» вызвал в первую очередь подозрения о том, что именно на нем был совершен побег? И затем, откуда полиция могла так быстро установить, кто является действительным владельцем «опеля»? Возможно, фрау Каплер изо всех сил старалась убедить в том, что побег был совершен именно на «опеле»? Не преследовали ли все ее заверения одну-единственную цель — заставить следствие пойти в ином направлении?
Следов различного рода было достаточно. Но как к ним подступиться? Мы охотно побеседовали бы с Хельмутом Тюрком, начальником отдела уголовного права в министерстве иностранных дел, с которым фрау Каплер встречалась довольно часто. Из мюнхенского аэропорта она немедленно позвонила Тюрку и сообщила, где они находятся. Тюрк обещал ей информировать министра иностранных дел Геншера. Но посетить Тюрка мы, к сожалению, не могли. Он стал послом ФРГ в Бирме.
Среди лиц, которым фрау Каплер сейчас же сообщила о их местопребывании, был также депутат Шой. Политический деятель, бывший в 1942–1945 гг. директором крупной фирмы в сфере военной промышленности, он заботился об освобождении Каплера начиная с 1961 г. В свое время признался, что перед самым побегом Каплера посетил Италию, Южный Тироль, где обсуждал с сенатором Миттердорфером из южнотирольской народной партии дело Каплера. МИД ФРГ и фрау Каплер убедительно просили его не сообщать полиции, где именно в ФРГ находится сбежавший Каплер. Но побеседовать с Шоем мы не могли: он умер в 1978 г.