Тайные каналы: По следам нацистской мафии

Наконец начинается разговор на главную тему. Нам не приходится задавать много вопросов, фрау Каплер говорит быстро и возбужденно. Родилась в 1925 году, сказала она, подчеркивая, что к концу войны ей было всего двадцать лет и потому лично она «ни в чем не виновата». Концентрационные лагеря? Нет, нет, об этом она не знала. Ее муж тоже ничего о концлагерях не знал. Она настоятельно расспрашивала его в тюрьме, он клялся, что о лагерях не имел ни малейшего представления. Преследование евреев? Да, это она переживала. В конце концов сама, рискуя жизнью, прятала их, спасая от смерти. Участвовала даже в кружках сопротивления. Она должна была работать в «Трудовой повинности» и «Союзе немецких девушек». «И все-таки не все тогда было плохо! Нас скрепляло нечто очень важное — единство! Время, проведенное в «Союзе немецких девушек», было прекрасным».

С трудом глотаем кусочек предложенной «натуральной» колбасы, хотя наши желудки пусты уже более шести часов. Жуем ее как бы целую вечность. И дело не в качестве бутербродов. Ни на минуту не можем забыть, где мы находимся, кто сейчас перед нами, каковы обстоятельства, которые привели нас сюда, и что нам сейчас рассказывает фрау Каплер.

Боннское посольство в Риме направило итальянскому правительству пять вербальных нот. «Вербальная нота — это предпоследняя стадия объявления войны, — любезно разъяснила нам фрау Каплер. — Но итальянцы хотели, чтобы муж и дальше томился в тюрьме. Поэтому я сделала то, что должна была сделать». В ее голосе звучит торжество. Послышался звонок во входную дверь. Фрау Каплер прислушалась. Не представляет, кто может прийти в столь поздний час. Фрау Хелмс пошла узнать, кто звонит.

— В доме бывает много гостей, особенно в конце недели, — продолжала фрау Каплер. — Приезжают врачи, гипнотизеры, проводят семинары. Но сегодня не суббота.

Беспокойство и любопытство заставляют фрау Каплер выйти.

Быстро делаем несколько фотографических снимков — доказательство нашего пребывания здесь на случай, если фрау Каплер потом попытается это отрицать.

Минут через пять фрау Каплер возвращается. В руке у нее то, что мы так ждали: заграничный паспорт и удостоверение личности подданного ФРГ. Она вновь садится во главе стола и протягивает нам паспорт. В нем черными чернилами печатными буквами написано имя владельца паспорта — Герберт Каплер — и прочие данные. На фотокарточке Каплер снят в профиль, без бороды, которую он носил до и после побега. Подпись владельца паспорта словно сделана детской рукой. Внизу печать боннского посольства в Риме и дата выдачи этого заграничного паспорта гражданину ФРГ.

Мы нашли то, что искали. В «Бунте иллюстрирте» фрау Каплер назвала дату выдачи паспорта — «конец 1976 года». Правда, в ноябре 1976 г. возможность освобождения Каплера еще поддерживалась некоторыми итальянскими органами власти. Таким образом, в то время выдача паспорта не была чем-то необычным. Но если бы это было так! В действительности, согласно штемпелю, паспорт выдан 6 мая 1976 года, то есть почти три месяца спустя после перевода Каплера из крепости Гаэта, откуда побег был невозможен, в госпиталь в Челио. Но ведь — что интересно! — к этому времени об освобождении Каплера еще не было и речи! Ходатайств о помиловании было более чем достаточно. Но вопрос о паспорте возник почему-то именно в период «болезни» Каплера. Один-единственный шанс учуяли все: Каплер, его жена, друзья-эсэсовцы, а также органы власти ФРГ. Невзирая на распоряжение итальянского министра обороны Фарлани о том, что перерыв в отбытии наказания действителен только на время болезни Каплера, органы власти ФРГ были уверены, что в Гаэта Каплер не вернется, поэтому и решили выдать ему паспорт. На чем же основывалась их уверенность?

Листаем паспорт. Прямоугольный штемпель городского самоуправления Золтау, прописка, запись: «Проживает в Золтау 21.9.77». Это стоит запомнить.

В декабре 1977 г. в антифашистской «Тат» появилась статья, автор которой, корреспондент газеты, провел в Золтау много дней и в результате наблюдений и исследований установил:

«Даже сам вопрос о том, прописан ли Каплер в Золтау, находится под запретом. Бургомистр Ротард заявил: «Я не знаю, прописан ли он у нас. Обратитесь к моему помощнику Феннеру». Но Феннер отсутствует. Его секретарь связал меня с руководителем отдела прописки господином Маттисом, который заявил мне: «Я действительно знаю, прописан ли он у нас, но сказать вам это не могу. Позвоните главному комиссару полиции Майеру. Все справки, касающиеся господина Каплера, только через полицию». Главный комиссар полиции Майер: «Я не знаю, прописан ли у нас Каплер». Обещал к вечеру навести справки. На мой второй звонок комиссар сообщил, что Каплер «постоянно прописан с 15 августа» у своей жены, то есть «со следующего после побега дня».