Тайные хроники герцога Э

Подняться и заставить себя идти дальше оказалось затруднительно. Тело устало и начало протестовать: первые шаги дались, как столетней старухе, у которой «заржавели» суставы. Мне даже один из сердобольных воинов подал руку, чтобы я выбралась, наконец, на дорогу. Правда, в этот раз цвета его одежды несколько отличались – здесь коричневый уступил место пурпуру.

Я вздрогнула, когда поняла, что крепкую длань мне предложил представитель элитной верхушки Рогуверда. Вот уж небывалый случай, чтобы пурпур снизошел до сермяжки! Однако высокородный господин тоже не остался доволен спонтанным проявлением милосердия: мой палантин от неловких телодвижений съехал и открыл лицо. Я моментально вспомнила о своих болячках и в смятении принялась извиняться. Элита брезгливо скинул с руки кожаную и наверняка дорогущую перчатку, которой дотронулся до меня, и запрыгнул на подведенного к нему коня. Эх, напугала дяденьку!

Я растеряно подняла с земли перчатку, постояла с ней, как дура надеясь, что всадник одумается и вернется, а потом сунула в свой узелок. Еще пригодится. В мире, где все мое имущество ограничивалось гребешком и запасными панталонами, любая, а тем более такая красивая вещь, будет полезной.

Чем ближе я подходила к «Хромой утке», тем выше делалась концентрация военных. Я даже растерялась, не представляя, как найду в круговерти мундиров брата. Даже предположила, что Конд, желая скрыть свое истинное имя, подался в вояки.

Остановившись на обочине, я в панике грызла ноготь большого пальца. «Хромая утка» оказалась двухэтажным зданием с довольно обширным подворьем, изобилующим подсобными помещениями. Добротным навесом выделялись конюшни, плотно заселенные крепкими боевыми конями, справа виднелся загон с овцами. Их блеяние смешивалось с людскими возбужденными голосами, отчего казалось, что я нахожусь на крупном восточном базаре. В отдельно стоящей летней кухне суетилось не менее дюжины кухарок. Оттуда неслись соблазнительные запахи.

В «Хромую утку» военной братии набилось, как тараканов в старую коробку, и я никак не могла заставить себя пройти сквозь строй болтающихся во дворе мужчин и подняться на крыльцо, где буквально пришлось бы протискиваться, чтобы попасть внутрь помещения.

– Помолимся, сестра, – просипел вынырнувший из тени монах, – за всех, кому предстоит идти на битву, помолимся.

Я устало вздохнула и медленно развернулась к нему.

Оглядев щуплого монаха, прячущегося под несуразной хламидой с капюшоном, я не сумела скрыть истинных чувств – скривилась. Вот не до молитв мне сейчас, честное слово.

– Пойдем в тихое место, сестра. Преклоним колени и поговорим. Я с богом, а ты со Святой девой, – сильные пальцы сомкнулись на моем запястье.

– Да отцепитесь вы от меня, падре!

Вот к чему сказала «падре»? Первое, что пришло в голову. Уж лучше бы назвала святым отцом или братом, как здесь принято, но под сильно надвинутым на лицо капюшоном трудно было разглядеть, молод монах или стар. Скрипучий голос подходил как одному, так и другому – одинаково противный.

– Сестра, я сказал, пойдем. Мы уже начинаем обращать на себя внимание, – тон монаха сменился на жесткий, хватка сделалась крепче. Я зашипела, пытаясь вытащить руку из его клешней. И уж было решилась звать на помощь, чувствуя, что угодила в лапы маньяка, как услышала: – Твою мать, Адель. Хватит сопротивляться.

– К–конд?!

– Тише, бестолковая. Надвинь палантин ниже и пошли, – он повел меня в сторону конюшен – оттуда доносились топот нетерпеливо переступающих с ногу на ногу лошадей, тихое ржание и, чего уж скрывать, вонь. Если на дороге было сухо и пыльно, то здесь под ногами чавкала смесь жидкой грязи и навоза. Я закрыла нос двумя пальцами.

– Смотри, наш болезный девицу подцепил! – хохотнул один из юнцов, что разнуздывал коня. Кстати, уже знакомого мне коня. Я еще на дороге запомнила попону и ярко–красный рисунок на ней – вставшего на задние лапы льва. И недовольно швыряющего перчатку хозяина скотинки.

– На путь истинный наставлять буду, – кинул конюхам Конд тем самым сиплым голосом. – Если желаете, и вам о святых поведаю. Они покроют вас своей милостью.

Желающих на ночь глядя разговаривать о боге не нашлось – в заведении через забор запели хором. Солировали женские голоса. И заботящиеся об уставших животных конюхи наверняка предпочитали присоединиться к веселью, а не к молитвам.

– Все, больше никто не прицепится, – прошептал Конд и, достав ключ, отпер неприметную дверь на задней стороне двухэтажного здания.

Сначала я решила, что братец поведет меня черным ходом, но нет, я оказалась в крохотном помещении на одно окно. Конд дождался, когда я пройду следом, и задвинул на двери засов.

– Нарочно попросил уединенное жилье, – пояснил он, зажигая однорогий подсвечник. – Ну, давай знакомиться, сестра. Давно не виделись.

И скинул с головы капюшон. От неожиданности я вскрикнула. Лицо Конда густо покрывала белая краска, и лишь полоса от уха до уха, прихватывающая глаза и нос, являла собой полную противоположность – была черной.

– Не пугайся. Я послушник ордена Света и Тьмы, а маска своеобразный символ монастыря.