Тайные корреспонденты "Полярной звезды"

Вольные издания Герцена сами по себе были одной из важных причин цензурных уступок. Но эти уступки уменьшили (хотя, разумеется, не уничтожили) потребность публиковать историко-литературные материалы за границей.

Разыскивая корреспондентов для «Полярной звезды», Герцен 8 мая 1866 г. писал В. И. Кельсиеву: «Напишите что-нибудь для „Колокола“, мы вам заплатим франков по 10 за колонну. Или для предполагаемой „Полярной звезды“» (XXVIII, 183). Однако прежний помощник и сотрудник Герцена и 0гарева в это время уже внутренне отказался от своих революционных идеалов и был накануне сдачи русским властям. В своей «Исповеди», написанной в III отделении, В. И. Кельсиев сообщал о Герцене: «В последних письмах своих он <…> предлагал мне довольно выгодные условия за сотрудничество в „Колоколе“ и в „Полярной звезде“ <…>. Но уже было поздно: блудный сын находил дом отчий. Я отказался и от сотрудничества, и от получения „Колокола“, и от переписки»⁴.

* * *

Прошло около года, и дела Вольных изданий еще более ухудшились. Корреспонденций почти не, было, «Колокол» расходился слабо и в основном за границей. Россия словно замерла после полосы репрессий, прошедших вслед за покушением Каракозова в 1866 г.

Уж пять лет прошло со времени спада общественной волны, и еще пять—семь лет оставалось до. бурь 70-х годов. Страна вступила в длительное пореформенное существование.

Герцен писал в то время: «Одна из наших великих наград состоит именно в том, что мы меньше нужны» (XIX, 9).

Беспощадные, как прежде, даже к самым задушевным своим творениям и изданиям, Герцен и Огарев 1июля 1867 г. останавливают «Колокол».

В передовой статье сдвоенного 244–245 номера газеты говорилось:

«Сегодняшним листом заключается наше десятилетие. Десять лет! Мы их выдержали и, главное, выдержали пять последних, они были тяжелы. Теперь мы хотим перевести дух, отереть пот, собрать свежие силы и для этого приостановиться на полгода.

Мы хотим еще раз спокойно, без развлечений срочной работой, вглядеться в то, что делается дома, куда волна идет, куда ветер тянет. Мы хотим проверить, в чем были правы и где ошибались…» (XIX, 286).

Через полгода, 1 января 1868 г., «Колокол» вышел снова, но на французском языке — «Kolokol». «Меняя язык, — объявляли издатели, — газета наша остается той же и по направлению и по цели <…>. Нам кажется, что на сию минуту полезнее говорить о России, чем говорить с нею» (XX, 8).

Это была еще одна попытка расширить круг читателей и корреспондентов. Но только Огареву Герцен открывал, что в удачу не верит. 4 января 1868 г., через несколько дней после появления «Kolokol», Герцен признается: «Мне все кажется, что при всех усилиях „Колокол“ — ни французский, ни русский не пойдут» (XXIX, 255).

И конечно, не случайно, что в те самые месяцы, когда «Колокол» замирает, Герцен возвращается к мысли о «Полярной звезде». Со слов русских путешественников он писал летом 1868 г. Огареву, что в России «решительно никто не занимается „Колоколом“ и не знает его <…>. Если нас и меня поминают — это по „Полярной звезде“ и по „Былому и думы“» (XXIX, 410).

Герцен мечтал о VIII «Полярной звезде», продолжающей традиции прежних семи книг. Поэтому вместе с «Полярной звездой» возвращается декабристская тема.

Первое упоминание о VIII книге (в письме Герцена к Огареву от 4 января 1868 г.) выглядит так:

«„Полярную звезду“ я печатать готов хоть с марта, надобно бы взять записки декабриста у Касаткина» (XXIX, 254).