Неудивительно, что уже в 1862 году, всего через два года после присоединения Неаполя и Королевства обеих Сицилий к объединенному Итальянскому королевству, новые городские власти Неаполя, среди которых хватало патриотов, пострадавших от «Каморры» при прежнем режиме, всерьез ополчились на нее. Тогда были арестованы и осуждены не одни ее киллеры, но и ряд главарей. С того времени «Каморра» уже не претендовала на особую политическую роль и на долю в прибылях крупного неаполитанского бизнеса, переключившись на контрабанду спиртного и табака, «покровительство» игорным притонам и борделям Неаполя, рэкет мелких торговцев, рыбаков, извозчиков.
Подробное представление о деятельности «Каморры» конца XIX века дают воспоминания посещавшего тогда Неаполь писателя из России М. А. Осоргина: «Каморра имеет своих сановников, свои уставы, свое ученичество, свои испытания, свои степени дворянства, Ее закон — право сильного, ее конечная цель — эксплуатация слабого сильным; собрания каморристов происходят на галерах, в игорных домах, в казармах, в дурных местах, их место действия — везде. Каморристы не имеют им одним свойственного костюма: они встречаются в лохмотьях среди улиц, их также видишь изящно одетыми на публичных гуляниях.
Это общество делится на два больших отделения: внутренние и иностранные дела. Путешественники, багажи, дилижансы, железные дороги, пароходы, отели и т. д. принадлежат ко второму отделению, первые разветвляются до бесконечности, смотря по сущности работы. К одному из этих разветвлений относится то высокое искусство воровать, которое не имеет себе подобного в свете, что очень хорошо знают иностранцы. Вор, прослушавший курс в Неаполе, может быть всюду принят; он может, способом только ему свойственным, сделать платок, часы, портмоне и т. д. Это не вор, это почти артист, любящий искусство для искусства.
Другому разветвлению предоставлены азартные игры. Члены его считаются артистами в подменивании игральных карт — они умеют отлично обыгрывать игрока или заплатить ему фальшивыми деньгами. Они встречаются большей частью в кафе-ресторанах, у биллиарда, хорошо одетые, причесанные, услужливые, с улыбкой на губах и всегда полными карманами.
Каморристы, занимающиеся воровством, поистине бесчисленны. Но как бы их ни было много, им все-таки нужна помощь этой толпы хромых, кривых, прокаженных, слепых, более или менее действительных, нищенствующих днем и спящих ночью на открытом воздухе по улицам Неаполя. Нищие попрошайки «лаццарони», которых ошибочно считают трудящимися для себя, в самом деле только помогают каморристам, от которых получают плату. Для всевозможных случайностей у них есть свой условный крик: когда они слышат мерный шаг патруля, они мяучат; если они вздыхают, значит, идут два обхода; если идет один человек, они кричат по-петушиному; они чихают, если прохожий — бедняк, и читают громко молитву «Аве Мария», если заметят того, кого ждут.
Контрабанда составляет еще одно из разветвлений каморры, даже из самых значительных, которые находятся в наилучших отношениях с таможенными чиновниками. Наконец, есть такие каморристы, которые спекулируют кредитными письмами. Другие укрывают краденое, делают фальшивые ключи, берут в месяц сто процентов, ловко овладевают контрактами, вмешиваются в продажи, тяжбы, в сделки под предлогом своих услуг, но, в сущности, чтобы всем воспользоваться.
Те из каморристов, которые ведают иностранными делами, пребывают большей частью на станциях железных дорог или в гавани. Они всегда безукоризненно одеты, предлагают свои услуги даром и с такой приветливой улыбкой, что мы поневоле их принимаем. В конце же всегда чего-нибудь не достает в туалете дам или из вещей мужчины»! 18].
Примечательное упоминание о неаполитанских нравах и обычаях конца XIX века содержит переписка великого русского композитора П. И. Чайковского с его верным другом и покровительницей баронессой Н. Ф. фон Мекк, датированная 1882 годом, когда Чайковский жил в Неаполе, а его меценатка фон Мекк в Риме. 5 марта 1882 года Петр Ильич писал Надежде Филаретовне: «Дорогой, милый друг! Со мной случилась одна из тех неприятностей, которые никакими средствами, никакой тактикой, основанной на опытности, предотвратить нельзя в такой стране, как Италия вообще и в Неаполе в особенности. После недельного пребывания на вилле Postiglione я спросил счет, и мне принесли нечто, изумившее и возмутившее меня до крайности. Я очень обстоятельно и подробно условился с хозяином насчет того, что нам нужно и сколько нужно за это платить. Представьте, что этого уговора, к сожалению, не написанного на бумаге, как будто и не бывало. Счет был вдвое больше той цены, на которую мы согласились. Разумеется, я заплатил, ибо совершенно бесполезно было доказывать мошеннику, что он поступил бесчестно, и спорить о десятках франков мне с ним не хотелось.