Тайные операции военной разведки

Далее. Насколько мне известно, ни до, ни после Большакова Президиум ЦК КПСС (высший партийный, читайте — государственный орган) Советского Союза не принимал персональные решения по «рядовым офицерам» военной разведки.

В Президентском архиве и ныне хранятся постановления Президиума ЦК, а также тексты устных посланий Никиты Хрущева. Так вот что характерно: в постановлениях специально указываются личные задания (!) Большакову: передать то-то, выяснить это. Каков уровень! Георгию Никитичу задания дает персонально Президиум ЦК.

Стало быть, задания того стоили? Несомненно, стоили. А цена им — жизнь или смерть нашего Отечества. Кто-нибудь скажет: высоко забрал. Да, уж выше некуда. На кону в те годы действительно стояла проблема выживания Советского Союза. Ведь сегодня доподлинно известно: ударь в 1961-м США по нам ядерными ракетами — и Стране Советов конец. Ответить нечем. Во всяком случае, в должной мере. Ибо, как бы ни блефовал Хрущев, как бы ни хвастался, что ракеты у нас лепят, словно сосиски, этих «изделий» было крайне недостаточно для адекватного ответа американским империалистам.

Вот таков был Георгий Никитич Большаков — из Москвы для него персонально писал Хрущев, в Вашингтоне, через брата Роберта, его слушал президент Джон Кеннеди.

Однако как это все случилось? Обычный советский офицер-разведчик под крышей АПН и президент США, его брат — министр юстиции? Фантастика да и только. Как они сошлись? Как вообще попал Большаков в высшее общество Америки, в круг избранных? Это по определению невозможно. Тем более тогда, в начале 60-х, когда «холодная война» была в разгаре, а США считали СССР врагом номер один.

Ведь что означал конфиденциальный канал связи? В первую очередь — доверие. Доверие Роберта Кеннеди, а значит, и его брата — президента — к Большакову.

Но, как мы уже говорили, все это было. Огромный, трудный путь на олимп власти, сближение с Робертом Кеннеди, завоеванное доверие, человеческие симпатии… И за всем этим — один человек, наш соотечественник, военный разведчик Георгий Большаков.

…Для начала следует сказать, что Георгий Никитич был весьма не похож на многих своих сослуживцев. Он считал достоинством то, что другие в разведке считали недостатком. Например, общительность, непосредственность, эмоциональность. Большаков располагал к себе манерой общения, открытой, душевной.

Возможно, поэтому он и понравился американцам.

Однако наивно думать, что для такой ответственной роли достаточно было этакого веселого, свойского парня. На сближение с американцами, которые окружали семью Кеннеди, ушли годы. Годы упорной работы.

Так, с Фрэнком Хоулменом, журналистом из «Нью-Йорк дейли ньюс», который дружил с пресс-секретарем Роберта Кеннеди Эдом Гатманом, Большаков познакомился еще в далеком 1953 году, в свою первую командировку в США.

«Мы дружили семьями, — напишет впоследствии Георгий Никитич, — часто ходили друг к другу в гости и, естественно, обсуждали с ним самые острые проблемы во взаимоотношениях между нашими странами. И чем острее становились эти проблемы, тем чаще мы встречались.

Фрэнк Хоулмен был близким другом пресс-секретаря Роберта Кеннеди Эда Гатмана и не скрывал, что самые интересные места наших с ним бесед он передает Эду и тот уже суммирует наиболее существенную информацию и сообщает ее Роберту Кеннеди, который живо интересовался положением дел в американо-советских отношениях».

Однако встречаться и обсуждать международные проблемы с другом пресс-секретаря Кеннеди — одно, а вот выйти на самого брата президента США — это совсем другое. Тем более что Роберт Кеннеди никогда не питал любви ни к коммунистам, ни к Советскому Союзу. Скорее, его брат — президент — был более мягок в оценках Страны Советов, нежели Роберт.

Так, в справке Первого Главного управления КГБ СССР о Роберте Кеннеди говорилось, что он «весьма отрицательно относится к Советскому Союзу». И это была истинная правда.

Антикоммунистические, антисоветские взгляды Кеннеди не являлись секретом для офицеров вашингтонской резидентуры ГРУ, в том числе, разумеется, и для Большакова.

Именно поэтому, когда однажды Фрэнк Хоулмен спросил Георгия Никитича: «А не лучше ли тебе самому встретиться с Робертом Кеннеди?», — тот не придал реплике американского друга особого значения. Потом Большаков признается, что «перспектива такой встречи казалась заманчивой, но нереальной».