Отношение к внешнему миру у христиан конца I в. было достаточно разноречиво. Иудео-христиане, связанные с ессейскими традициями, ненавидели своих поработителей. В Апокалипсисе Иоанна Рим рисуется в виде блудницы, сидящей на семиголовом звере. Город Пергам, резиденцию наместника провинции Азия, автор Апокалипсиса называет местом, где находится "престол сатаны". В посланиях же Павла содержатся призывы к подчинению властям: "Всякая душа да будет покорна высшим властям, ибо нет власти не от бога; существующие же власти от бога установлены". Необходимость повиновения автор этого послания оправдывает тем, что "начальствующие страшны не для добрых дел, но для злых". (К римлянам, 13:1-3). Таким образом, выдвигая одни и те же проблемы, разные группы христиан и проповедники решали их по-своему; для автора Апокалипсиса и его единомышленников главным было ожидание второго пришествия, страшного суда; для автора посланий (это же можно проследить и в некоторых текстах новозаветных евангелий) главное было в духовном преображении, в вере, а не в реальном изменении положения изгоев после установления царства божия на земле. Обе эти тенденции можно проследить и по апокрифической литературе, где они были выражены еще более прямолинейно.
В течение I-II вв. параллельно со складыванием в христианских общинах постоянного аппарата управления, со становлением новозаветной литературы все яснее определялось направление, которое выступало за сближение с римским государством, за подчинение его распоряжениям, если только они не касались культовых вопросов. В основе социальной концепции этого направления лежала посылка о божественном происхождении всякой земной власти (правда, при сохранении притягательной для народа идеи, что земные владыки так же подчинены воле божией, как и нищие). Тертуллиан в начале III в. уже прямо писал, что христиане молятся "об императорах, об их министрах, о всех властях..." ("Апология", XXXIX).
Отношение последователей нового учения к нехристианам определялось чувством внутреннего превосходства, которым они компенсировали ощущение своей приниженности в реальной жизни. Они, естественно, не принимали культов языческого мира, однако полностью игнорировать их не могли. В первом послании к коринфянам, где обсуждается вопрос об идоложертвенном, Павел пишет, что язычники приносят жертвы бесам, а не богу и что нельзя быть в общении с бесами (в греческом подлиннике — с демонами). Таким образом, в восприятии христиан языческие божества были демонами. Отвергая поклонение им, люди того времени не могли отрицать их существования, они только "переворачивали" свое отношение к ним. Уже в ранний период развития христианства мы видим те пути, по которым шло влияние на это учение язычества: одни божества превращались в сознании христиан в злые силы, другие, наиболее популярные среди новообращенных, сливались в их представлении со святыми и ангелами.
Вне вопросов культа реальная необходимость в постоянном общении с язычниками вынуждала большинство христианских общин проявлять терпимость. Этому способствовало и отсутствие замкнутости христианских организаций, обращение их проповеди ко всем, кто был готов признать новое учение (Павел в послании к римлянам, оправдывая необходимость проповедовать христианство всем народам, писал: "Я должен и еллинам и варварам, мудрецам и невеждам" (1:14). Отношение государственной власти к христианству на протяжении I-II вв. менялось мало. Как считает подавляющее большинство ученых, императоры не выделяли христиан из общего числа приверженцев восточных культов. Никаких специальных постановлений против христиан в империи не было вплоть до их массовых гонений в III в. Казни христиан при Нероне, по свидетельству Тацита, были вызваны необходимостью найти виновников пожара в Риме[23]
. Трудно было найти более подходящий объект для вымещения недовольства римского люда: почитатели тайных культов, объявившие божеством человека, распятого как раба, чужаки, тайно собиравшиеся на кладбищах (сразу возникали представления об общении с темными духами), — христиане вызывали настороженное отношение со стороны окружающих.