Тайные письмена (сборник)

Марсель Жуандо Тайные письмена

перевод Татьяны Источниковой и Валерия Нугатова

Kolonna Publications Митин Журнал

Marcel Jouhandeau

Écrits secrets

На стр.7 и 73 использованы иллюстрации Эли Грекоффа (1914 -1985) к первому изданию книги Марселя Жуандо «Тиресий»

Редактор: Дмитрий Волчек

Верстка и обложка: Дарья Протченкова

Руководство изданием: Дмитрий Боченков

© Arléa, 1988 © Kolonna Publications, 2013

ISBN 978–5-98144–170–7

Тайное путешествие, перев. Т. Источниковой

Тиресий, перев. В. Нугатова

Тайное путешествие (перев. Т. Источниковой)

Элиза[1] боится своего дома без меня. Каждый раз, когда мне надо уезжать, она говорит:

— Мне плохо от одной мысли, что тебя здесь не будет. А когда я вернусь, проводив тебя на вокзал, и увижу весь этот беспорядок, я буду совсем несчастной.

Но с чего бы ей сердиться, если я оставляю ей возможность перед самым моим отъездом сделать вид, что она забыла обо мне, и заняться уборкой? Она и не думает бранить меня, она признается, что мое отсутствие повергает ее в отчаяние. Кого из нас двоих назвать верным?

В поезде — первые знакомства.

X., чьего имени я пока не знаю, делит со мной купе и спит на верхней полке надо мной.

Мне очень хочется сказать X, что я его друг. Стоит мне заговорить с кем-то вполголоса, и я сразу чувствую себя свободнее — с ним и с самим собой.

В винном погребке я сижу между X. и Н.

Я говорю X.:

— Вы мой брат.

Н.: — Вы оказываете ему слишком много чести.

— Но и вы, Жан, — вы тоже мой брат.

Когда мы выходим, взявшись под руки, в ярком свете луны мы замечаем три свои тени.

X.: Но это три…

Я готов поклясться, что X. не хочет произносить это слово всуе, как большинство людей. Он его не опошляет.

О, Трехликая Геката!..

На мгновение я чувствую себя парящим на крыльях очаровательной дружеской фамильярности с X. и Н.

Никогда еще мое одиночество не казалось мне таким огромным, при том что оно ничуть не умаляло моей способности к общению. Иными словами, я научился быть среди людей, не теряя ни частицы собственного «я». Такая легкость весьма полезна. Она немного сродни легкости пловца в воде или святого в лучах божественной благодати. Прежде я считал, что она для меня недостижима.

Какое счастье не иметь предубеждений против кого бы то ни было, в том числе против себя — так легко, так просто!

Я обуздываю свою чувственность без особых усилий, иногда она взбрыкивает, но никогда не сбрасывает меня с седла. Я хозяин своей лошади.

В разговоре с Н. я произношу: «Книги — мои лучшие друзья».

Он с возмущением восклицает: «А как же мы?!» — указывая пальцем на X. и себя.

Это ловушка? Сдается мне, что я в нее попался.

Я знаю, что можно ощущать подспудную тревогу, не признаваясь себе в этом. Можно говорить себе, что ты взволнован, или верить, что так оно и есть, — но это будет неправдой. Можно оказаться в дураках или притвориться, что такое с тобой случилось.

Однако порой, когда я вижу, как его рука бесцельно блуждает по столу или цепляется за спинку стула, словно птица, устраивающаяся на ночлег, — мне хочется завладеть ею, но я не знаю, кого я разбужу.

Великие вещи, которые происходят во мне, — очень маленькие. Если бы о них узнали, меня задушили бы между двумя матрасами, как тех, кого покусала бешеная собака. Но до тех пор, пока только я один знаю о своем душевном смятении, я еще не полностью потерянный человек.

Когда в тот вечер X. так небрежно заговорил обо мне с нашим общим другом Н., — может быть, специально для того, чтобы посмотреть на мою реакцию, — я так и взвился, несмотря на мою обычную застенчивость, и быстро ушел, не разбирая дороги, словно дерево, ударом молнии лишенное корней и отброшенное вдаль. Все могли заметить, что я собою не владел.

Какая разница, что я страдаю и из-за кого я страдаю! Эта драма не интересует никого, кроме химер, гнездящихся в самых глубинах моего сердца.

Я сказал X.:

— Чудовище.

F., который это услышал, мечтательно произнес вслух:

— Вот это да — настоящий язык Расина.

Возможное определение:

— Я называю чудовищем того, кто сначала произносит слова, способные помутить воображение, а потом притворяется, что ничего такого не говорил.

В сумерках, когда какой-то незнакомец взял меня за руку, X., выскочивший перед нами на перекресток, крикнул мне, глядя прямо в глаза:

— Повторите-ка, что я чудовище!

В этом было даже некоторое кокетство. Или, может быть, ревность?

Сегодня я пришел в номер, который делят X. и Н., и там мы читали поэму, посвященную матери Жана, которая умерла в его отсутствие.

Господи, неужели я никогда не поднимусь? Неужели я всегда буду падать, натолкнувшись на самого себя, той стороной, где сердце колотится так сильно, что его стук меня оглушает? Неужели я никогда не поднимусь, чтобы дать ему успокоиться? Дай мне Твою руку!

X. говорит мне: «Без сомнения, вам нужно снова пройти через Хаос и восстановить Порядок».

Что он имеет в виду?

Единственное, чем я горжусь: ежесекундно проходя через огонь, я не перестаю улыбаться, и ничто не заставит эту улыбку исчезнуть с моих губ.