Тайные поклонники Рины (СИ)

Молчу секунду, две, пять, десять…

— Решила, да? — помогают мне сразу перейти к сути.

Ещё и ком в горле забивает голосовые связки.

— Решила, — всё же получается выдавить из себя.

— И это не я.

Вадик не спрашивает. Утверждает.

— Не ты, — незаметно стискиваю край юбки, пытаясь избавиться от мелкой дрожи в конечностях. — Прости.

Я будто на эшафоте в ожидании приговора. И этот приговор — едва уловимая улыбка в ответ. Улыбка разочарования.

— Что ж. Бывает.

Да. Бывает.

— Прости, — лишь повторяю я.

Господи, кто бы знал как сложно кому-то отказывать. Особенно когда этот человек тебе небезразличен. И неважно, в какой степени. Вадик стал мне близок и дорог. Я привыкла к нему, трепетно храню и буду хранить все моменты, что мы провели вместе, но… Сердцу-то ведь не прикажешь.

— Прощаю, — милостиво даруют мне амнистию. — Однако напоследок я обязан спросить. Мне это важно. Ты узнала, кто "N"?

— Узнала.

— Арс?

— Нет.

Вадик удивляется. Очень.

— Значит, Андрей?

— Да.

— Интересно. Значит, дело не в переписке. У меня были подозрения, что вся эта твоя шпионская игра может в итоге сыграть свою роль и повлиять на решение. Но, судя по всему, ошибся.

— Ошибся, — соглашаюсь я.

— Тогда, откровенно говоря, я в замешательстве. Я принимаю твой выбор, но всё же… Почему он?

— Ты решишь, что я дура.

— Не решу. Обещаю.

Решит. Даже не сомневаюсь.

— Сон.

Вадик недоумённо хмурится.

— Не совсем понял.

— Мне приснился сон.

Сон, в котором Арсений не знает меня. Сон, в котором я так и не подошла к нему на перемене и в котором плакат рисовал не он. Сон, в котором нас ничего не связывало, при том, что моё подсознание помнило о другой реальности. Помнило, но не могло соединить две параллели. А ещё в том сне я была с… Вадимом. Официально.

Подробности поистёрлись, остались лишь образы и эмоции, такова особенность царства Морфея, вот только проснувшись посреди ночи, я обнаружила, что плачу. Еле успокоилась и кое-как уснула снова. Вот только наутро воспоминания оказались такими же яркими и… болезненными. Это всё и определило.

— О, как… занимательно, — тактично откашливается Чернышевский. — С таким оправданием меня ещё не отшивали. Ты умудряешься выделиться даже в таких вещах.

Представляю как абсурдно для него звучит мой аргумент, но рассказывать детали сна я не хочу, всё же это личное. Несмотря на то, что он тоже там присутствовал, и играл немаловажную роль. Более того, не стану отрицать, мне был приятен наш "фиктивный" роман, что устроило моё подсознание, однако…

— Дело не в самом сне. Дело в том, какие эмоции он вызвал, — рассказывать я не буду, но объясниться обязана. — И в ряде факторов, которые я определила для себя после.

— Понимаю. Хотя нет, — встряхивает блондинистыми кудрями он. — Если честно, не понимаю. Да и не стоит пытаться, думаю. Дело сделано. Я тебя услышал. А больше мне знать и не нужно.

— Прости, — в третий раз извиняюсь, будто от этого ему станет легче. — Ты замечательный, но…

— Не для тебя. Да, я уяснил. Всякое бывает.

Слышу перемену в тоне. Меня в прямом смысле отбривают, выстраивая незримую дистанцию. Будто захлопывают перед носом дверь. Ну… Это ожидаемо. Да, неприятно, но заслуженно. Хоть в глубине души я и надеялась, что Вадик отреагирует в стиле Андрея, более снисходительно, но… С другой стороны, с Чернышевским у нас была поймана та эмоциональная близость, какой с Долгоруким так и не выстроилась.

— Мне жаль, — очередной синоним "прости".

— Мне тоже жаль, но я желаю тебе удачи. Надеюсь, ты не ошиблась и в последующем не пожалеешь о своём выборе.

— Не пожалею.

Я знаю это. Уверена на все сто процентов. Нет. На двести.

— Тогда не теряй драгоценное время. Иди, обрадуй счастливчика.

— Спасибо… за всё, — ощущение, словно мы прощаемся. Хотя вполне возможно, что так оно и есть. После экзаменов наши дороги, скорее всего, навсегда разойдутся. И вряд ли пересекутся вновь. Слишком уж разные пути.

— И тебе, Ринчик. Несмотря на обстоятельства я рад, что ты тогда оказалась в том шкафу.

На том и заканчиваем. Точка. Финита. The End. Оставляю Вадика и возвращаюсь в банкетный зал. Да, мне немного грустно, но непередаваемое облегчение смазывает все минусы. Словно килограммы кирпичей, придавливающие меня к земле, наконец, сброшены. С этого момента никаких недомолвок, никаких полутонов и никаких сомнений. Я больше никому ничего не должна. Я свободна. Я…

Замираю в растерянности, замечая пустое место там, где недавно сидел Арсений.

— А…

— Он свалил, — Рита тут как тут. Караулила что ли? — Наверное, увидел как вы за ручку с Вадиком утопали. Обязательно было тискаться?

— Почему не остановила?!

— Я пыталась, но ты же знаешь Шевченко. Это тот ещё танк. Ничего не вижу и ничего не слышу. Мне оставалось разве что на шею к нему запрыгнуть. Я ж не могла за тебя ему признаться. Кстати, на. Просили передать, — она протягивает мне бумажный лист и я лишь от одного короткого взгляда на него покрываюсь очумевшими от восторга мурашками…