Тайные пороки

— Ты не знаешь Коцюбинского? — делано изумился Фалалей. — Да не робей! Тебе ведь еще некогда было со светилами знакомиться! Коцюбинский — журналюга, он каждый день в своем листке, который германские банкиры финансируют, разделывает под орех петербургского градоначальника! Мальчишке двадцать лет — а такие зубки успел отточить! Все его боятся!

Самсон помолчал, покрутил в пальцах рюмку с водкой, выпил и сказал ядовито:

— Благодарствуйте, Фалалей Аверьяныч, мне пока одной Ольги Леонардовны хватит. С каждым днем все больше ее боюсь. Какая-то она стала необычная…

Фалалей, подхватив на вилку маринованный лучок, согласно кивнул.

— Мы, когда ты заболел, номер о падших женщинах выпустили. Я в десяти борделях побывал! Ну и впечатления, скажу тебе! Райское наслаждение! Ходил как в тумане. Лишь неделю назад заметил, что Майша как-то необычно выглядит. И безрукавочка эта меховая очень ее красит. Данила сказал по секрету, что вечерами она ездит ТУДА…

— Куда — туда? — не понял Самсон.

— Ну наверх куда-то, — отмахнулся Фалалей, — то ли к Императрице, то ли к самому Императору…

— Не может быть! — воскликнул ошарашенный Самсон.

— Может! — перешел на шепот Фалалей. — Во дворце есть еще и черногорочки, те тоже меховые безрукавочки носят… Может, к ним…

Самсон представил себе Ольгу Леонардовну в кругу царственных особ — о, она могла вскружить голову любому великому князю!

— Станет чьей-нибудь морганатической супругой! — шипел Фалалей, яростно расправляясь с ростбифом. — Сразу забросит «Флирт»! Сдохнет журнал! И мы все на улице окажемся!

— А что если тебе написать о каком-нибудь падшем великом князе? — неожиданно для себя предложил Самсон.

— Здорово! — хлопнул друга по плечу фельетонист. — Отличная идея! С меня причитается! А пока давай за Майшей последим! У нас времени на все хватит!

Самсон, уже не воспринимая всерьез мгновенные прыжки мыслей своего наставника — от одной идеи к другой, от одного замысла к другому, — спорить не стал.

— Ты, Фалалей, лучше расскажи мне, что вы там с Платоновым натворили. Из сегодняшнего собрания я ничего не понял.

Фалалей злорадно потер руки и хохотнул.

— Да уж, наворотили мы. Журнал чуть не прикрыли. Больно воодушевила нас тема номера: духовное возрождение падшей женщины. Ладно, давай еще по рюмочке, и рассказываю по порядку. Платонов где-то отыскал блудливую вещичку, «Дневник кушетки». Ну перевел да и зарифмовал. Представляешь, поэмка, в которой предмет мебели, то есть кушетка, исповедуется перед читателем, кто, когда и как на ней грешил… Очень смешно получилось. Майша тиснула в разделе юмора. Но кто знал, что этот самый «Дневник» запрещен к печати! Что тут началось! Ольгу к цензору вызвали, потом пригласили в Синод! Она клялась и божилась, мол, ничего не слышала о запрете на «Дневник», и вообще, наш стихотворно-платоновский дневник — самостоятельное произведение, и на него запрет не распространяется. Но сатрапы были непреклонны.

Самсон удивился:

— А ты тут при чем?

— А я, брат Самсон, тоже отличился. — Сытый Фалалей довольно откинулся на спинку стула и утер кончиком салфетки усы. — Ко мне тоже муза явилась, и я в рифму накатал поэмку — о Саломее и Ироде. Ну в том смысле, что плясунья иудейская — падшая женщина, так низко пала, что голову Иоанна Крестителя потребовала… Высшее проявление падения. К тому же у меня там все сочеталось с моей генеральной темой — изменой. То есть эта самая Саломея предалась блуду с царем Иродом, который в силу сего адюльтера изменил своей жене Иродиаде.

Самсон захлопал ресницами.

— И как же ты при этом сумел спасти Платонова? И за что благодарила тебя Ольга?

— Как — за что? Если б не моя поэмка, журнала, считай, уже бы и не было. А так как среди наших читательниц есть поклонницы Гришки Распутина, то они и показали святому старцу мой труд. Не поверишь, позвонили от старца и пригласили Майшу в их вертеп.

— Вот это да! Неужели Ольга Леонардовна согласилась?

Фалалей опрокинул в рот рюмку водки и крякнул.

— Не только согласилась, а молнией помчалась! Правда, господина Либида с собой прихватила. Потом рассказывала, что старец благодарил ее за то, что она открыла глаза российскому народу на истину.

— А она открыла? И что за истина? — От удивления Самсон сыпал один вопрос за другим.

— Все через мою поэмку! — Лицо Фалалея являло пеструю гамму владевших им чувств: самодовольство, легкое тщеславие, лукавство. — Старец считает, что Ольга велела мне вскрыть дворцовый заговор: плясунья Кшесинская по наущению врагов просила у царя иудейского, то есть у нашего Государя, с которым состоит в порочной связи, отрубить голову Распутину. Ну это, как ты понимаешь, фигурально. То есть враги России замыслили убить Гришку, а если что-то с ним случится, ясно кто виноват: Кшесинская, падшая танцовщица.

Самсон открыл рот:

— Потрясающе! Какие интересные события я пропустил! Так журнал наш остался на плаву благодаря Распутину?