Конечно, С-300 не предназначен для борьбы с F-35, хотя новая система сирийской обороны затруднит даже таким современным самолетам возможность осуществлять те или иные атаки. Напомню, F-35 имеет два существенных преимущества. Когда, допустим, звено F-35 действует как одно целое, то его эффективность можно приравнять к эффективности целой эскадрильи F-16. Второе преимущество, у него очень низкая видимость для локаторов. Локаторы могут обнаружить его только на близких дистанциях, по-моему, за 400 или 500 километров, не дальше. Но есть еще и средство поражения, которое выпускает F-35, это уже другое дело. ПВО Сирии направлена на новую систему радиоэлектронной борьбы и всех видов ракет, включая «Бук», «Тор», «Панцирь» и другие системы для поражения ракет или бомб, которые идут с самолета. Неважно, будут эти ракеты выпущены с F-35 или с самолетов другого типа. Даже если F-35 выпустит эти ракеты, вопрос в том, насколько им смогут противостоять системы противовоздушной обороны. Потому что самолет сам по себе не играет никакой роли, все дело в том, чем он стреляет или какие ракеты и бомбы запускает.
Что, в сущности, пытается сделать Трамп на Ближнем Востоке? Силы Соединенных Штатов — как военные, так и экономические и политические — ограниченны. Придя к власти, Трамп обнаружил, что США слишком распыляют силы на многие политические проекты, не важные ни для обороны Соединенных Штатов, ни для сохранения статуса, ни для будущего страны. Поэтому Трамп решил сделать перегруппировку сил, отбросить то, что не имеет большого значения. Например, он говорил о присутствии на Ближнем Востоке, что оно деструктивно для Соединенных Штатов. По-моему, прозвучало, что Соединенные Штаты потратили 7 триллионов долларов, не получив от этого никаких дивидендов. Сосредоточить силы лишь на основных направлениях — это и будет консолидация. Ее первый результат — это уход Соединенных Штатов из второстепенных мест, которые не имеют решающего значения для сохранения статуса сверхдержавы. Второе — это концентрация усилий на основных интересах. То есть тех, которые они считают основными. Насколько будет эффективной такая тактика, мы увидим. К примеру, попытки заигрывать или давить на Китай — не слишком успешные, и ясно, чем закончатся. Вопросы с Европой тоже не совсем ясны. Да, есть успех в отношениях с Мексикой и Канадой, но при всем уважении к Мексике и Канаде, это не основная проблема Соединенных Штатов.
Почему ООН заявляет, что будет содействовать восстановлению Сирии только после ухода Башара Асада? Можно ли трактовать, что ООН заинтересовано в продолжении войны с Сирией? Следует учитывать, что ООН — это бюрократическая система. По сути, речь идет не о решении Организации Объединенных Наций, это решение администрации ООН под давлением Соединенных Штатов. А сейчас чиновники пытаются, заикаясь, объяснить, на каком основании они приняли решение. Никакого формального, юридического основания для подобного решения не было. То есть они приняли его самовольно, пользуясь тем, что кто-то что-то недосмотрел. Бюрократический аппарат поддался давлению тех или иных чиновников Соединенных Штатов и протащил задним ходом эту бюрократическую, так сказать, инициативу, не имея для этого никаких прав.
В последнее время меня часто спрашивали, почему участились заявления официальных лиц Российской Федерации о Голанских высотах? К примеру, Лавров заявил, что изменение статуса Голанских высот в обход Совета Безопасности будет являться прямым нарушением резолюции Совбеза. Тут следует учитывать, что инициативу поднять вопрос о Голанских высотах подал наш премьер-министр. Лавров только ответил на то, что стало обсуждаться. Ответ Лаврова, по сути, ничем не отличается от ответа президента Соединенных Штатов. Наш премьер-министр во время последнего визита в США предложил президенту Трампу: может, Соединенные Штаты признают, что Голанские высоты — это часть Израиля? Президент США улыбнулся и сделал вид, что вопрос не слышал. Ответ Лаврова идентичен ответу всего мира, всех стран Европы и Америки. Пока что ни одна страна в мире (кроме США) не признает, что мы законно присоединили Голанские высоты.
Как этот вопрос будет развиваться дальше, увидим. Меня учили, что на международной арене не надо поднимать на дипломатическом уровне какие-либо вопросы, о которых заранее известно, что получишь отрицательный ответ. Если бы была уверенность, что вопрос нашего премьера приведет к положительным сдвигам в международном статусе Голанских высот и Израиля, — можно было бы поднять проблему. Делать же заявление только на внутренний рынок, для поднятия собственного политического веса, и ожидать, что на это не отреагируют в других странах, — большая наивность.