Японские руководители всегда обращались со своим народом, как с детьми. Со времен сёгуната широко использовались сыщики, добровольные и завербованные осведомители. Это обстоятельство, по мнению Гесса, развило в японской нации склонность к шпионажу, которая настолько укоренилась, что японцы занимались им всюду, где представлялся удобный случай, особенно в заграничных поездках. Это вовсе не означает, что каждый японец, находившийся за пределами своей страны, являлся обученным шпионом или агентом японской разведывательной службы. Японцы, конечно, отправлялись путешествовать не только для того, чтобы заниматься шпионажем. Тем не менее, когда японцу представлялась возможность собрать какую бы то ни было информацию, он делал это и передавал ее или японскому консулу или своей полиции по возвращении на родину.
Очень редко можно было встретить японского туриста без фотоаппарата. Вообще говоря, японский турист — наблюдатель по призванию. Но не обладая способностью правильно оценивать наблюдаемое, он собирал много бесполезной информации и даже дезинформации. Все собранное тщательно записывалось в дорожные дневники и в конце концов, попадало к разведке.
По мнению Гесса, самыми способными из японских шпионов-любителей являлись эмигранты. Чтобы добиться доверия, они были не прочь покритиковать свою страну в присутствии иностранцев, если считали, что могут таким путем получить информацию. На самом же деле число японцев, которые действительно плохо думали о своей стране, было настолько мизерным, что о них даже не стоит говорить.
В разведывательных службах различных стран мира давно сложилась традиция — отказываться от провалившегося агента. Японцы никогда не придерживались такой практики. Их дипломатические и консульские представители всегда энергично защищали агентов-неудачников. Вслед за арестом шпиона неизменно следовали негодующие протесты и всегда немедленно давалось поручительство, хотя подобные действия равноценны признанию соучастия в деятельности агентуры.
Донесения как профессиональных агентов, так и агентов-любителей передавались в центральный разведывательный орган в Токио одним из трех следующих способов: через консульства, которые переправляли разведывательную информацию в посольство с курьерами, посольства в свою очередь посылали ее в Японию чаще всего дипломатической почтой; через специальных агентов-курьеров, ездивших под видом людей, якобы совершающих инспекционные поездки; через капитанов японских торговых и пассажирских судов, которым обычно донесения вручались в последнюю минуту перед отплытием в. Японию.
Японский агент имел преимущество перед агентами почти любой другой страны. Немногим иностранцам удавалось изучить трудный японский язык. Это обстоятельство исключало подслушивание. Сложная письменность давала японскому агенту возможность делать записи, не прибегая к кодам.
Поток информации, поступающей от японской агентуры, направлялся в разведывательные органы армии, военно-морского флота и министерства иностранных дел в Токио. Там информация тщательно изучалась, классифицировалась и регистрировалась, а затем представлялась офицерам штаба. Последние, а также начальники разведывательных служб посылали задания агентам за границей с требованием дать сведения по тому или иному определенному объекту.
Гесс сделал серьезный просчет в оценке системы японского шпионажа. Он рассматривал патриотические общества только как шовинистические секретные организации. Вера членов этих обществ в божественную миссию Японии — стать правителем мира, была, по мнению Гесса, настолько же неразумной, насколько и фанатичной. Тем не менее он признавал, что патриотические общества являлись основной движущей силой агрессивности Японии и оказывали на японскую внешнюю политику такое же сильное влияние, как и политические деятели. Гесс сделал несколько поспешных выводов относительно кокурюкай. Некоторые из них были правильны, а некоторые весьма далеки от истины. Члены кокурюкай, по словам Гесса, вербовались главным образом из числа самураев, оставшихся без работы после социальных перемен в стране. Эти самураи были известны под названием ронинов. Ронины тесно сотрудничали с военной разведкой и частично получали поддержку из фондов армии. Экстремистские элементы более молодых клик ронинов, цели которых совпадали с целями обществ, являлись членами того или другого общества.
Среди агентов патриотических обществ, возможно, было некоторое количество ронинов. Однако ими дело не ограничивалось. Мы уже видели, что в число агентов патриотических обществ набирались люди из всех социальных, слоев. Главное, чтобы агенты обладали выдающимся патриотическим рвением и были хорошим материалом, из которого можно сделать шпионов. Это подметил и Гесс, но нельзя найти никаких доказательств какого-либо сотрудничества между патриотическими обществами и военно-морской разведкой. И в самом деле, в их отношениях существовал какой-то холодок, что весьма примечательно.