Читаем Тайные страницы истории полностью

На двух отдельных страничках, приобщенных к делу, Ильинский дал пояснения следователю Киятковскому в отношении «руководителя шпионской группы» А. В. Мазурина:

«С ним я познакомился в Земском Союзе и находился в первое время в неприязненных отношениях. Лишь впоследствии, в 1918 году я убедился, что под грубой внешностью этого человека скрывается доброе, отзывчивое сердце.

Обвинение такого человека в шпионаже я могу объяснить только гнусным доносом или недоразумением. В шпионаже, каков бы он ни был и ради чего бы он ни делался, есть что-то грязное и гнусное, а на такую роль А. В. Мазурин не способен, да и все его интересы совершенно чужды подобных политических областей…»

В тот же день на свидании с женой Ильинский передал ей короткое письмо, в котором сообщал:

«…Фамилии лиц, которых мне называли на допросе, абсолютно чужды какому бы то ни было шпионажу и политике. А тем более подвергать беспокойству таких «божьих коровок», как Мазурин, я считаю бесчестным…»

После передачи этого письма на волю в ГПУ посыпались обращения от тех людей, кто хорошо знал Ильинского. Вот некоторые из них:

«В президиум ГПУ от члена РКПБ(б) Дроздова Андрея Сергеевича.

Поручительство.

Во внутренней тюрьме Лубянки находится Ильинский Игорь Владимирович. Означенного я знаю как человека, вполне лояльно относящегося к советской власти, и потому прошу освободить его под мое поручительство. Я принимаю на себя полную ответственность в случае, если он попытается скрыться от суда и следствия.»

Подпись

Аналогичного содержания было обращение к В. Р. Менжинскому другого члена РКП(б) — некоего Якушина П. Т., который просит дать распоряжение о скорейшем разборе дела Ильинского, выражает уверенность, что «разбор дела обнаружит полную его непричастность к каким-либо обвинениям». С ходатайством об освобождении из тюрьмы Ильинского обращается в ГПУ жена А. М. Горького — Е. Пешкова, на письме которой наложена резолюция Менжинского:

«т. Артузову А. X.

К делу Ильинского — разберитесь.

26.06.»

Начальник КРО ГПУ адресовал этот документ своему помощнику:

«т. Пузицкому С. В.

Прошу вместе с т. Борисовым срочно доложить имеющиеся на Ильинского И. В. материалы и Ваши предложения по ним.

27. VI.22 г.»

Ознакомившись с материалами дела № 14730, Артузов, обращаясь к пришедшему вместе с Пузицким на доклад Борисову, спросил:

— Вы считаете, что у вас были основания заводить на него такое дело?

— Да, были. Он объективно не может внушать нам доверия.

— Кому это нам?

— Мне и помощнику начальника отдела.

— Что именно не может вам внушать доверия в личности Ильинского?

— А то, что он—дворянин, а мать—тульская помещица. К тому же Ильинский знаком был с графом Толстым и его семьей. Потом, мало того, что он связался с польской миссией в Москве, но перешел всякие границы, направив письмо в Польшу с секретным вложением от разрабатываемого нами Мазурина. И вообще мне непонятно, как это пять лет после революции он находился на свободе?! Он же явный враг советской власти!

Артузов вышел из-за стола и, повернувшись к Пузицкому, спросил:

— Вы тоже так считаете, Сергей Васильевич?

— Нет, Артур Христофорович, я так не считаю.

— Но если вы так не считаете, то почему же заводили дело?

— Борисов убедил меня, что надо как-то проверять полученный сигнал.

— Но сигнал-то был анонимный?! Зачем же было сразу арестовывать Ильинского?

— Лично я санкции на его арест не давал. И вообще считаю, что в деле нет ни одного доказательства какой-либо вины Ильинского.

— Я тоже так считаю, — согласился Артузов и, посмотрев на Борисова, добавил: —Сегодня же прошу подготовить заключение о прекращении дела на Ильинского, доложить мне и после этого немедленно его освободить.

Заключение об освобождении Ильинского из-под стражи появилось, несмотря на указание начальника КРО Артузова, не в тот же день, а лишь через месяц, причем со странной оговоркой: «…дело прекратить, а изучение объекта продолжить…»

Сопровождавший Ильинского из лубянской тюрьмы уполномоченный КРО Борисов, прощаясь с ним у четвертого подъезда, заметил:

— Я полагаю, что мы еще увидимся с вами…

Ильинский, обрадованный освобождением, не отреагировал тогда на эту фразу. А следователь Киятковский и Борисов затаили на него после этого злобу за то, что он, не признав на допросах своей вины, обвинил их в юридической безграмотности и к тому же написал на имя начальника КРО оправдательное заявление, и потому они исподволь начали готовить на него новое дело.

Перейти на страницу:

Все книги серии Профессиональные секреты спецслужб

Тайное становится явным. ЦОС ФСБ уполномочен заявить
Тайное становится явным. ЦОС ФСБ уполномочен заявить

Секретная работа спецслужб всегда привлекала внимание не только профессионалов, но и широкую общественность, журналистов, читателей. Казалось бы, такие несовместимые понятия, как секретность и гласность, на самом деле находятся в одном информационном поле. О том, как создавалось пресс-бюро КГБ, а позднее ЦОС ФСБ, через какие трудности прошли их руководители и сотрудники, рассказывают участники событий.В книге впервые опубликованы уникальные материалы и документы, еще недавно находившиеся под грифом "Секретно".О том, как тайное становится явным, рассказывается в этой книге, подготовленной к десятилетию образования ЦОС ФСБ России и составленной его сотрудниками Е. Антошкиным, В. Комиссаровым, К. Махмутовым, А. Здановичем, В. Ставицким.Центр общественных связей ФСБ России выражает признательность авторам очерков: С. Васильеву, А. Карбаинову, А. Кондаурову, И. Кононенко, А. Михайлову, И. Прелину, В. Струнину, А. Черненко за большой вклад в разработку обозначенных проблем.Автор идеи создания этой книги и исполнитель проекта Василий Ставицкий, начальник ЦОС

Василий Алексеевич Ставицкий

Военное дело / Публицистика / История / Политика / Прочая документальная литература / Образование и наука
Тайные страницы истории
Тайные страницы истории

Прошлое — останется таким, каким оно было. И нам ничего не изменить в прошедшем, хотя некоторые «историки» пытаются переделать на свой лад карту времени. Поэтому документы тех лет — самые беспристрастные свидетели трагических событий и человеческих судеб. По-разному можно воспринимать и оценивать прожитое, но оно останется таким, каким, было.О скрытых процессах бытия рассказывается в книге «Тайные страницы истории»: причина смерти царевича Дмитрия, взаимоотношения императрицы Екатерины и князя Григория Потемкина-Таврического, новые подробности покушения на Гитлера, «лубянские страницы» Михаила Булгакова, Бориса Савинкова, Николая Гумилева.

Б Николаевский , Борис Иванович Николаевский , Василий Алексеевич Ставицкий , Василий Ставицкий

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное

Похожие книги

100 великих казаков
100 великих казаков

Книга военного историка и писателя А. В. Шишова повествует о жизни и деяниях ста великих казаков, наиболее выдающихся представителей казачества за всю историю нашего Отечества — от легендарного Ильи Муромца до писателя Михаила Шолохова. Казачество — уникальное военно-служилое сословие, внёсшее огромный вклад в становление Московской Руси и Российской империи. Это сообщество вольных людей, создававшееся столетиями, выдвинуло из своей среды прославленных землепроходцев и военачальников, бунтарей и иерархов православной церкви, исследователей и писателей. Впечатляет даже перечень казачьих войск и формирований: донское и запорожское, яицкое (уральское) и терское, украинское реестровое и кавказское линейное, волжское и астраханское, черноморское и бугское, оренбургское и кубанское, сибирское и якутское, забайкальское и амурское, семиреченское и уссурийское…

Алексей Васильевич Шишов

Биографии и Мемуары / Энциклопедии / Документальное / Словари и Энциклопедии
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное