В январе 1714 года прибыл сюда из Москвы новый воевода Лаврентий Родионович Ракитин. Для Сибири он был человек не новый, ибо с 1708 по 1713 год управлял Илимским острогом, стоявшим ниже по Ангаре верст за 500 от Иркутска. Потом был, видимо, отозван в Москву, и вот вернулся сюда с повышением. Прибайкальцы и забайкальцы сразу же почувствовали его тяжелую руку, суровый нрав, радение о собственном достатке. Он брал дань по указам Гагарина и по своему установлению не только со сборщиков ясака — мехами, собольими спинками и пупками, но и с купечества, особенно с караванных хозяев, не обращая даже внимания на то, что караван-то пойдет дальше, достигнет городов стольных, а там, глядишь, и до царева уха донесется слух о делах иркутских. Доносы, кстати сказать, шли, да словно истаивали там, вдали, в петербургских кабинетах. А может, не истаивали, кто знает? Ощущение безнаказанности за поборы рождалось у нового воеводы неспроста: так же ведет себя долгие годы Сибирский губернатор князь Матвей Петрович Гагарин — и ничего: и при Алексее Михайловиче, и при Федоре Алексеевиче, и ныне — при Петре Алексеевиче живет себе полным хозяином. А ведь и на него, небось, доносы что ни день строчат, а все как с гуся вода. Уверенности придавали и прямые приказы Гагарина. С губернатором всем его ставленникам в Сибири (о назначении которых воеводами и комиссарами он хлопотал пред государем) приходилось делиться своими доходами — зато за Матвеем Петровичем как за каменной стеной!
Через два года, в августе 1716-го, Лаврентия Ракитина сменил вдруг явившийся новый иркутский воевода Ермолай Любавский, но едва он успел оглянуться, да съездить за Байкал-море, как Ракитин на свою беду был возвращен на старое место, скорее всего не без стараний Матвея Гагарина. Разобравшись в городских делах, нагнав страху на дьяков и казаков, поучаствовав в освящении нового храма, Лаврентий Ракитин отправился за Байкал, к тому месту, где проходил караванный путь в Китай (позднее там возникает поселение, выросшее в пограничный город Кяхта). В те поры территория нынешней Монголии была под владычеством поднебесной империи, китайские правители были недовольны тем, что русские купцы торгуют в Пекине и часто там объявляются, о чем писали князю Гагарину. Они предлагали россиянам не пробираться со своими товарами столь глубоко, а устроить в приграничных линиях с той и с другой стороны городки, в которых сосредоточивать товары на обмен и продажу. Но до появления Кяхты на российской территории и Маймачина на китайской пройдет еще немало лет.
Ракитин со своими людьми подоспел к границе как раз тогда, когда возвращался домой караван Михаила Гусятникова. Ему и еще двум-трем купцам той эпохи принадлежит честь открытия нашей торговли с Китаем. Как рассказывают летописи, иркутский воевода ограбил караван, захватил себе золото, серебро и все ценные вещи. Через несколько дней караван вошел в Иркутск почти пустым.
Вот сюжет для романиста! Разбойники в масках нападают на мирно шествующих и не ожидающих неприятностей, расслабившихся народной земле караванщиков. Гусятников жалуется воеводе Ракитину, явившись к нему в приказную избу… А воевода высказывает ему сочувствие и участие, асам лукаво прячет в усах да бороде улыбку! Однако, думается, все было откровеннее и проще: Лаврентий Ракитин показал Михаилу Гусятникову распоряжение губернатора Гагарина об изъятии в пользу государства ввозимых в Россию драгоценных металлов, да и вымел все подчистую. Кстати сказать, передай иркутский воевода золото и серебро в государеву казну, возможно, и неприятностей у него было бы поменьше, легче было бы вину на губернатора переложить.
Но в том же 1717 году Сибирский губернатор Матвей Гагарин был отозван в С.-Петербург пред государевы очи, и начинается по его делам следствие.
А в Сибирь на службу отправился гвардии майор Лихарев с несколькими подчиненными, среди которых был и Максим Пушкин. И для того чтобы облегчить следовательскую работу, которая была непростой, потому что сибиряки боялись Гагарина как огня страшились, хоть кому-то доложить правду (а вдруг донесут самому Матвею Петровичу), Петр (велел в особой инструкции членам группы во всех городах Сибирской губернии публично объявить, что Гагарин — плут и недобрый человек и что, главное, в Сибири ему уже губернатором не быть, а будет прислан вместо него другой правитель. Иван Лихарев разослал своих фискалов в главные города Сибири, особенно туда, откуда было больше всего жалоб. Максиму Пушкину выпал Иркутск. Путь был неблизкий и нелегкий — из Тобола — в Иртыш, из Иртыша — в Обь, а там волоком по таежным землям до Енисея, а из Енисея — в Ангару, да у Братска, где через гремящие буйные, каменистые пороги водою не перейти, опять волоком. И вот уже завиднелся Иркутск — деревянный город над дикой напористой рекой.