Потому иной раз с таким опозданием и подчас в неполных «комплектах» выходят из здешних хранилищ на свет документы, которые для дела восстановления исторической правды необходимы как воздух.
Публикуемые ныне оперативные сводки и сообщения собирали, как теперь принято говорить, профессионалы спецслужбы.
Среди них, как и везде, были разные люди.
Были такие, кто испытывал наслаждение, становясь хозяином чьей-то судьбы. Были и такие, как упоминаемые в некоторых документах Шиваров и Илюшенко. За потерю политической бдительности и либерализм к классовым врагам (терминология тех времен) они в свой час получили те же мучения, от которых в пределах своих возможностей, мизерных в эпоху тотальной слежки, пытались спасать других.
Они «собирали данные», подчиняясь приказу. Но создавали все эти справки (по-русски сказать, доносы), профессионально наполняя их соответствующей «фактурой», другие.
Как ни горько, а придется это признать. И делать все, чтобы подобные «бумаги» больше никогда не появлялись на свет.
Стилистика и орфография документов оставлены в неприкосновенности. Исправлены лишь явные опечатки.
№ 110
Был 7/111-25 г. на очередном литературном «субботнике» у Е. Ф. Никитиной (Газетный, 3, кв. 7, т. 2–14–16).
Читал Булгаков свою новую повесть. Сюжет: профессор вынимает мозги и семенные железы у только что умершего и вкладывает их в собаку, в результате чего получается «очеловечение» последней.
При этом вся вещь написана во враждебных, дышащих бесконечным презрением к Совстрою тонах:
1) У профессора 7 комнат. Он живет в рабочем доме. Приходит к нему депутация от рабочих, с просьбой отдать им 2 комнаты, т. к. дом переполнен, а у него одного 7 комнат. Он отвечает требованием дать ему еще и 8-ю. Затем подходит к телефону и по № 107 заявляет какому-то очень влиятельному совработнику «Виталию Власьевичу» (?), что операции он ему делать не будет, «прекращает практику вообще и уезжает навсегда в Батум», т. к. к нему пришли вооруженные револьверами рабочие (а этого на самом деле нет) и заставляют его спать на кухне, а операции делать в уборной. Виталий Власьевич успокаивает его, обещая дать «крепкую» бумажку, после чего его никто трогать не будет. Профессор торжествует. Рабочая делегация остается с носом.
«Купите тогда, товарищ, — говорит работница, — литературу в пользу бедных нашей фракции».
«Не куплю», — отвечает профессор.
«Почему? Ведь недорого. Только 50 к. У Вас, может быть, денег нет?»
«Нет, деньги есть, а просто не хочу».
«Так значит Вы не любите пролетариат?»
«Да, — сознается профессор, — я не люблю пролетариат».
Все это слушается под сопровождение злорадного смеха никитинской аудитории.
Кто-то не выдерживает и со злостью восклицает: «Утопия».
2) «Разруха, — ворчит за бутылкой Сэн-Жульена тот же профессор. — Что это такое? Старуха, еле бредущая с клюкой? Ничего подобного. Никакой разрухи нет, не было, не будет и не бывает. Разруха — это сами люди. Я жил в этом доме на Пречистенке с 1902 по 1917 г. пятнадцать лет. На моей лестнице 12 квартир. Пациентов у меня бывает сами знаете сколько. И вот внизу на парадной стояла вешалка для пальто, калонги т. д. Так что же Вы думаете? За эти 15 лет не пропало ни разу ни одного пальто, ни одной тряпки. Так было до 24 февраля, а 24-го украли все: все шубы, моих 3 пальто, все трости, да еще и у швейцара самовар свиснули. Вот что. А вы говорите разруха».
Оглушительный хохот всей аудитории.
3) Собака, которую он приютил, разорвала ему чучело совы. Профессор пришел в неописуемую ярость. Прислуга советует ему хорошенько отлупить пса. Ярость профессора не унимается, но он гремит: «Нельзя. Нельзя никого бить. Это — террор, а вот чего достигли они своим террором. Нужно только учить». И он свирепо, но не больно, тычет собаку мордой в разорванную сову.
4) «Лучшее средство для здоровья и нервов — не читать газеты, в особенности же «Правду». Я наблюдал у себя в клинике 30 пациентов. Так что же вы думаете, не читавшие «Правды» выздоравливают быстрее читавших», и т. д., и т. д.
Примеров можно было бы привести еще великое множество, примеров тому, что Булгаков определенно ненавидит и презирает весь Совстрой, отрицает все его достижения.
Кроме того, книга пестрит порнографией, облеченной в деловой, якобы научный вид.
Таким образом, эта книжка угодит и злорадному обывателю, и легкомысленной дамочке, и сладко пощекочет нервы просто развратному старичку.