[.. ] Наступили события 30 июня 1934 года, когда Гитлер одним ударом расправился и с группой Рема40, и с фон Шлейхером. На совещании Политбюро с участием представителей заинтересованных ведомств Сталин опять возвращается к своей заветной мысли о необходимости добиться соглашения. Сталин считал, что диктатура Гитлера не только не ослабела, а [... ] только стабилизировалась после уничтожения своей внутренней оппозиции [... ] и поэтому он является основной силой, и с ним надо войти в соглашение. В том же направлении явно действовал и провал попытки австрийских социал-демократов предотвратить приход австрофашизма к власти путем так называемого февральского восстания"41.
Не провозглашенная формально, новая политика единения всех антифашистских сил требовала изменения старой подрывной по отношению "о всем европейским правительствам тактики Коминтерна. Первые попытки образования "единого фронта" относятся, видимо, к 1932--1933 годам и связаны с именем Гейнца Неймана. Немецкий коммунист, сотрудник Коминтерна и представитель советского правительства в Германии, Нейман по указанию советского правительства изначально выступал в Германии за блок нацистов и коммунистов в деле борьбы за дестабилизацию и без того шаткого демократического германского правительства. Именно под его влиянием ЦК германской компартии принял решение голосовать вместе с нацистами во время плебисцита против правительства Северинга--Брауна в Пруссии (и так свалили его).
Вскоре Нейман понял ошибочность этой тактики и попытался было изменить курс германской компартии. Однако Сталин, личным эмиссаром которого был Нейман42, ему помешал. И очевидно, что решение о проведении политики единого фронта с социал-демократами в борьбе с фашизмом было принято Политбюро вопреки воле Сталина.
Среди сотрудников Коминтерна общераспространенным было мнение, что Сталин -- "левый". "Лозовский всегда защищал самую левую позицию, т. е. позицию Сталина, -- писала Ф. Езерс-, кая-Тома в письме Николаевскому. -[... ] По германским вопросам [... ] Бухарин был всегда с примиренцами [... ] которые его считали своим человеком. [... ] О Германии Сталин в 1928 г. думал, что революция назрела, он верил в информацию о настроениях в Рурской области (помните забастовки 1929 г. ). Бухарин знал, каково положение; он, поэтому, склонялся в нашу сторону, хотя гласно определенно не высказывался".
Против тактики единого фронта кроме Сталина выступали многие другие функционеры Коминтерна: С. Лозовский43, Б. Кун44, В. Кнорин45 и Ван Мин46. В руководстве ЦК КПГ группа Г. Шуберта и Ф. Шульца открыто саботировала новую установку большинства советского правительства, обвиняя В. Пика47 и В. Ульбрихта48 в оппортунизме. И в целом германская компартия продолжала в те месяцы придерживаться прежней ультралевой "линии Неймана", которую советское правительство поддерживало все эти годы --по аналогии с той политикой Коминтерна, которую Нейман проводил в Китае в 1927 году.
В тот год вместе с Ломинадзе49 и сыгравшим роль провокатора на процессе эсеров 1922 г. Семеновым50, Нейман был послан в Кантон для организации там восстания. "Когда мы, т. е. оппозиционно настроенные товарищи, узнали, что эта тройка в Китае. мы были уверены, что там произойдут "революционные события", --писала в письме Николаевскому Езерская. -- [... ] Сталин и его сторонники в Коминтерне тогда думали, что в Китае события назрели. [... ] Другие товарищи, еще менее доверявшие Сталину, считали, что он просто хотел отомстить Чан Кайши51 за измену ему, Сталину. [... ] Расхождения между Сталиным и Бухариным впервые выявились на Шестом конгрессе Коминтерна, в зависимости от их расхождений в советских делах. [... ] Сталин был всегда с крайней левой, Бухарин склонялся к примиренческой позиции, но часто уступал. В Китае, как во многих других странах, Сталин считал положение непосредственно революционным, а Бухарин был уверен, что попытка восстания в тот момент приведет к путчизму".
Когда после подавления восстания Нейман, Ломинадзе и Семенов вернулись в Москву, в Коминтерне состоялась дискуссия о том, было ли это восстание или путч. Нейман и Ломинадзе доказывали, что была "революция". Сталин тоже утверждал, что было "настоящее массовое восстание, а не путч маленькой группки людей". Бухарин и другие "видели ясно, что ни о каком революционном движении речи быть не может". Но, продолжает Езерс-кая-Тома, "Все мы знали, что он [Сталин] на стороне Неймана и Ломинадзе"