Тайные страницы истории

Но Ленин был слишком авторитарной натурой, чтобы надолго ограничивать себя ролью хотя бы и первого, но все же только одного среди трех равноправных членов правящего триумвирата. В точности неизвестно от кого исходила инициатива расширения БЦ на Лондонском съезде 1907 г. и какими именно мотивами руководствовались эти инициаторы; в частности, неизвестно как именно относился к этой реформе Ленин, поддерживал ее или нет, но он во всяком случае ее использовал в своих интересах; подбирание кадров лично с ним связанных и лично ему преданных руководящих работников БЦ Ленин производил для того, чтобы ослабить свою зависимость от остальных членов «коллегии трех», чтобы расчищать себе дорогу к роли единоличного руководителя фракции большевиков.

Отсутствие на съезде Красина ему помогало, ибо главной трудностью на пути Ленина к этой цели был не Богданов, а Красин.

Разбирая теперь, в исторической перспективе, политические и социальные концепции Богданова и сопоставляя их с концепциями Ленина, легко убедиться, что самые основы их подхода к социализму были существенно отличными друг от друга, так что лишь общей атмосферой эпохи первой русской революции можно объяснить их пребывание в рядах одной и той же большевистской фракции. В 1904–1907 гг. Богданов полностью сходился с Лениным в выводах о тактике российской социал-демократии и о методах борьбы против абсолютизма. «Время», популярный орган БЦ, редактором которого Богданов, вместе с Зиновьевым, был в 1906–1907 гг., политически ничем не отличался от «Пролетария», редактором которого в те годы был Ленин. На всякого рода авантюрные мероприятия Богданов шел с едва не большею готовностью, чем Ленин, едва ли не с большею охотой, чем последний, хватался за наиболее рискованные планы. В основе лежало подчинение всех задач основной задаче организации победоносного восстания. «На баррикаде взломщик-рецидивист будет полезнее Плеханова», — так заявлял тогда, по свидетельству В. С. Войтинского, Богданов; и эта хлесткая фраза, несомненно, вполне правильно отражала полноту гегемонии задачи восстания и над сознанием, и над психологией тогдашнего Богданова. Но по существу своего мировоззрения он всегда был гуманистом до мозга костей, и в ряду очередных задач социалистического движения он всегда с особенной настойчивостью стремился выдвигать на важное место задачу формирования такого пролетарского авангарда, который большую задачу своего класса понимает как задачу «собирания человека», носителя новой «коллективистической» культуры.

«Человек», т. е. настоящий человек, способный построить социалистическое общество, «еще не пришел» — писал Богданов в 1907 г., в самый разгар своей активной работы в «коллегии трех», — «но он сам близок, и его силуэт ясно вырисовывается на горизонте»[58]. Его взгляды на эту группу вопросов, конечно, с годами уточнялись и усложнялись; к ним он подходил с разных сторон и в соответствии с этим подчеркивал разные стороны проблемы, но в основе его решение этой проблемы оставалось до конца тем же самым. И в 1909 г., когда он во время конфликта в Совете Каприйской школы заявлял, что в течение всей своей жизни он вел борьбу против двух врагов — «против авторитарного чувства и против индивидуалистического сознания», причем «наиболее ненавистным» для него было первое — «авторитарное чувство»; и в 1920 г., когда он главной задачей культурной работы среди пролетариата объявлял «борьбу против фетишей», которые с его точки зрения были «синонимами бесчеловечности»[59] — он имел в виду все ту же большую задачу «собирания человека».

Для Ленина такой подход к проблеме задач социалистического движения был органически чужд; «авторитарное чувство» ему никогда не было ненавистно; и удивляться следует не тому, что позднее, в эмиграции, эти расхождения выдвинулись на заметное место во фракционных спорах, а тому, что в России, в 1906–1907 гг., они никакой роли не играли, их, по-видимому, вообще не замечали. Причина лежала, конечно, в напряженной атмосфере тех лет и в стремлении Богданова идти в ногу с коллегами по фракции. Но в эмиграции, когда на очередь встали задачи подведения итогов, эти расхождения не могли не дать себя почувствовать, и борьба с Богдановым для Ленина была тем менее трудна, что проблемы, которые ставил Богданов, в те годы не могли не казаться проблемами далекого будущего; конкретные же политические выводы из них сам Богданов стал делать лишь значительно позднее, аргументами от пролетарской культуры доказывая необходимость для пролетариата выдвигать только те лозунги, которые согласованы с интересами крестьянства[60].