Тайные тропы

В комнате было светло, очень светло. Глаза жмурились сами собой, не выдерживая яркого потока электрических лучей. Солдаты посадили Леонида на высокий табурет и замерли по бокам. К Леониду подошел гестаповец маленького роста.

— Фамилия? — пристально посмотрев в лицо арестованного, произнес он по-русски.

Леонид сдержал дыхание. Начинается… И вдруг он ощутил прилив решимости и энергии, будто вступил в единоборство с этим маленьким человеком, нагло и злобно глядящим на него.

— Не помню, — спокойно ответил Леонид и, чтобы подтвердить свое равнодушие, обвел глазами стены и потолок комнаты.

— Что?!

— Не помню, — тем же тоном повторил Изволин.

— Не валяй дурака! Изволин промолчал.

— Я тебя в земле сгною, живьем! — Гестаповец вскочил с места.

— Это не особенно страшно: земля своя, родная.

— Отвечай только на мои вопросы! — крикнул гестаповец и занес кулаки над головой Леонида. — Я тебя согну в бараний рог.

— Не все гнется, господин фриц, — кое-что ломается. А я не должен быть сломлен. Вам надо очень многое узнать от меня. Не так ли?

— Ты назовешь себя?!

— Нет!

— Назовешь?!

— Нет!

Гестаповец подошел к Леониду и, схватив арестованного, с силой ударил его головой о стену.

Леонид очнулся снова на холодном каменном полу.

— Как в могиле, — невольно пробормотал он и, с трудом поднявшись, стал обследовать мрачную камеру.

Она была очень мала, с низким, не дающим возможности выпрямиться потолком, со скользкими, мокрыми стенами. В углу настойчиво скреблись и противно попискивали крысы. Леонид кашлянул. Крысы смолкли. Но через минуту они снова принялись скрести, еще сильнее, упорнее…

На второй допрос Изволина привели к другому следователю — полному, коренастому мужчине лет сорока. Голова с короткими волосами, торчащие усы, круглые глаза — все в гестаповце напоминало Леониду откормленного кота. Даже движения у него были мягкие, кошачьи.

Следователь распорядился накормить арестованного, но Леонид от еды отказался.

— Сыты? — спросил гестаповец с любезной улыбкой.

— По горло.

— Вчера вы сказали моему помощнику, что хорошо знаете свое будущее?

Леонид утвердительно кивнул головой.

— Свое и даже ваше, — добавил он.

— Вы — оракул! — И гестаповец поднял вверх указательный палец.

Леонид улыбнулся.

— Прошу вас, говорите все, что чувствуете, и требуйте, что хотите. Это неотъемлемое право любого арестованного. И лишить вас этого права ни я, ни кто другой не в силах. Закон есть закон. Не стесняйтесь.

— И не думаю, — ответил Леонид. — Вас интересует будущее? Вы господина Родэ, надеюсь, знали?

— Да, знал.

— Вот и хорошо. Многих из вас ожидает такая же участь.

— Не в вашем положении говорить об этом, — холодно произнес гестаповец. — Вы упустили из виду одну маленькую деталь. Германская армия не только в России, но и еще кое-где. В наших руках Чехословакия, Австрия, Бельгия, Польша, Франция — почти вся Европа.

— Ну, из России-то вы, положим, еле уносите ноги. На Россию замков вам не надеть — ни замков, ни наручников, ни намордников…

— Мы отклонились от темы, — спокойно заметил следователь.

— От какой? — удивленно спросил Леонид.

— От главной. Меня зовут Роберт Габбе. Как называть вас?

Леонид усмехнулся:

— Не выйдет.

— Что не выйдет?

— Насчет знакомства.

Следователь пожал плечами и склонил голову набок:

— Напрасно вы так себя ведете. Совершенно напрасно. Это не оправдывающая себя тактика. Я советую вам изменить линию поведения. Все зависит от вас.

— Уговаривать бесполезно. Да и насколько мне известно, гестаповцы меньше всего способны на уговоры.

— В мою обязанность входит объяснить вам, что ваша жизнь зависит от вас же самих, от вашего поведения во время следствия. Так, например, в погребе, где вас арестовали, был обнаружен вот этот списочек. В нем четырнадцать фамилий. Вам он знаком? Изволин утвердительно кивнул головой.

— Вот и замечательно! Я считал и считаю вас человеком рассудительным. Я глубоко уверен, что мы найдем общий язык.

— Попытаемся. — В голосе Леонида прозвучала ирония.

— Это подлинные фамилии или вымышленные?

— А как вы думаете?

— Я? Я думаю, что это подпольные клички.

— Похвальная сообразительность.

— А кто такой «Грозный»?

— «Грозный»?

— Да-да.

— «Грозный», наверно, человек и патриот.

— А звать его как?

— Это военная тайна. Этого никому знать не положено.

Следователь резко поднялся со стула и заходил по комнате.

— Оказывается, я ошибся: с русскими нельзя сговориться.

Он шумно выдохнул из легких воздух и, приблизившись к Изволину, положил ему на плечо руку. Леонид поморщился. Лицо гестаповца изобразило улыбку.

— Вы очень молоды и очень горячи. Я не могу вас понять.

— И никогда не поймете. Есть вещи, недоступные вашему пониманию.

Следователю начала надоедать роль уговаривающего, но он сделал еще одну попытку:

— Когда же господин русский поймет наконец, что правдивые ответы дадут ему не только освобождение, но и нечто большее! Есть у вас умные люди, которые предпочитают…

— Это не советские люди, — перебил его Леонид.

— Хм! Вы очень самоуверенны. Я предполагал… Раздался телефонный звонок. Следователь подошел к аппарату и стал слушать.

— Да, есть… Да-да…