Тайные тропы

Утро следующего дня застало Гунке в партизанском лагере. Начальник гестапо давал показания командиру бригады Кривовязу и начальнику разведки Костину, владевшему немецким языком.

Костин держал в руках блокнот. В него уже был занесен десяток фамилий предателей и пособников гитлеровцев, а Гунке продолжал вспоминать. В числе вражеской агентуры начальник гестапо назвал Ожогина и Грязнова как сотрудников военной разведки «Абвер»…

Примерно в это же время Никита Родионович сидел перед Юргенсом — информировал его о тетради с подозрительными пометками Кибица, найденной в его кабинете.

Юргенс внимательно выслушал Никиту Родионовича и, не вдаваясь в подробности, отпустил его. Трудно было сказать, что подумал и что решил Юргенс.

29

Кибиц встретил Ожогина и Грязнова молча. Он совсем ушел в себя и ничем не проявлял интереса к ученикам. В комнате царил невообразимый хаос.

Кибиц расставил аппаратуру и жестом пригласил учеников к столу. Но начать занятие не удалось.

Тягостно, надрывно завыла сирена. Ей ответили зенитки. Кибиц побледнел и дрожащими руками положил деталь на стол. В комнату вбежал дежурный солдат.

— Тревога!.. — крикнул он взволнованно. — Садитесь в машины!..

— Сейчас… — сказал Кибиц, когда солдат уже исчез, и поспешно натянул на себя плащ. — Пойдемте, тут опасно оставаться.

Ожогин и Грязнов молча последовали за Кибицем.

В открытые настежь ворота выскочила машина Юргенса. Малолитражка, в которую сели Ожогин, Грязнов и Кибиц, последовала за нею. Шофер гнал ее на большой скорости и изредка включал фары, чтобы разглядеть лежащую впереди дорогу.

Кибиц ворчал на шофера, запрещал ему зажигать свет, но тот не обращал внимания или не слышал. За городским парком, на шоссе, где машины бежали одна за другой, он опять включил фары. Кибиц не вытерпел.

— Мерзавец! — крикнул он. — Гаси!

Шофер сбавил газ и резко затормозил. Ожогин и Грязнов толкнулись о спинку переднего сиденья. Остервенело отстреливались зенитки, с северо-востока нарастал гул самолетов.

Шофер вылез из машины и хлопнул дверкой.

— Если у вас хорошие глаза, поезжайте сами, — язвительно сказал он и скрылся в темноте.

Кибиц в бешенстве замер и лишь через несколько секунд, заерзав на месте, закричал:

— Вернись!

Никто не отозвался. Огромные вспышки осветили небо — на вражеский аэродром упали первые бомбы.

— Какой ужас, какой ужас! — шептал взволнованный Кибиц.

— Успокойтесь, господин Кибиц, — хладнокровно проговорил Никита Родионович и перешел на место шофера.

Машина тронулась.

На шоссе, при объезде, Ожогин включил фары и ехал со светом, пока объезд не остался позади.

На этот раз Кибиц не сказал ни слова, но сидевший позади Грязнов видел, как тряслось, словно в лихорадке, его тело. В нескольких километрах от города Кибиц потребовал остановиться и вылез из машины. Отойдя от машины на несколько шагов, он лег на сухую траву и закрыл лицо руками.

Подкатили еще две машины. Послышалась приглушенная немецкая речь. Кто-то высказывал опасение, что город может пасть в самые ближайшие дни. Никто не возразил. Тот же голос называл имена немецких генералов — одних хвалил, других ругал. Часто упоминал Гудериана, который, по его мнению, только и смог бы сдержать натиск русских. Потом голоса смолкли. Все наблюдали за бомбежкой. Бомбили только аэродром, куда позавчера прибыло соединение истребительной авиации. Город был вне опасности, и покидать его не было никаких оснований.

— Русских кто-то ориентирует по радио, — послышался опять голос. — С воздуха истребители не видны, там подземные ангары.

— Это вполне возможно, — согласился второй. — Город засорен до безобразия. Воображаю, что здесь будет, когда начнем уходить…

Разрывы прекратились, а через несколько секунд начал затихать и рокот самолетов. Наступила тишина. Лишь высокое пламя, поднимавшееся с аэродрома — очевидно, горел бензосклад, — говорило о бомбежке.

Убедившись, что опасность миновала, гитлеровцы стали садиться в машины.

Неожиданно со стороны вокзала раздались, с небольшими промежутками, три оглушительных взрыва.

— Это еще что? — спросил один из немцев.

— Вероятно, бомба замедленного действия, — высказал предположение другой.

Однако когда поднялось пламя, то стало ясно, что взрыв произошел не на вокзале, а ближе к центральным улицам. Затем последовал еще один взрыв; он был вдвое сильнее, чем предыдущие.

— Кажется, бомбы замедленного действия тут ни при чем, — опять сказал кто-то. — Уж не десант ли?

Никто не ответил. Попрежнему доносились одиночные, беспорядочные выстрелы и короткие очереди автоматов…

Домой Ожогин и Грязнов попали на рассвете. Неоднократные попытки пробиться в город ночью оказались безуспешными: улицы были оцеплены гестаповцами и эсэсовцами. Никакие пропуска не имели силы. Кибиц, поскандаливший с унтер-офицером и назвавший себя сотрудником Юргенса, получил в ответ оскорбление:

— Сиди, крыса, пока цел!

Разъяренный Кибиц приказал Ожогину трогать машину.

Унтер-офицер отскочил в сторону, но тотчас вслед раздались две очереди из автомата, и машина со скрипом осела. Пули изрешетили задние покрышки и камеры.