Тайные тропы

— Главное — Повелко не может попасть во двор электростанции.

— Выходит, Димка, на тебе весь свет клином сошелся? — ухмыльнулся Заломов.

— Выходит, так, — ответил за Повелко Игнат Нестерович.

— Ишь ты — пуп земли, — пошутил старик. — Знашит, коли попадешь во двор, так дело и совершится?

— Обязательно... — заверил Повелко.

— А не боязно?

— Там видно будет, а сейчас не боязно...

— Ну, ладно, совещайтесь, а я пойду. — Заломов встал и начал одеваться.

— Куда же вы? — удивленно спросил Грязнов.

— Не торопись. Сиди, гостюй, — уговаривал Игнат Нестерович.

— Пошел, пошел. Пора костям на покой, да и правду сказать — што-то мутить нашинает, еще и до хаты не доберусь.

Натянув на плечи полушубок, Заломов вдруг запел. Заболотько поторопился вывести старика на улицу.

— Странный он немного, — с досадой сказал Игнат Нестерович. — Ну, что ж, и нам пора, — добавил он, и гости стали собираться.

 

На другой день на квартиру к Ожогину и Грязнову прибежал Игорек. Он торопливо передал, что у Заболотько их ждут Изволин и Тризна.

Друзья встревожились — их удивил неожиданный вызов. Через двадцать минут они уже стучались в окно знакомого дома.

— Что случилось? — первым долгом спросил Никита Родионович у Изволина.

— Ничего особенного, — приветливо улыбнулся в ответ Денис Макарович. — Небось, перепугались?

— Не очень, чтоб уж очень, но и не дюже, чтоб уж дюже, — отшутился Грязнов.

— Но все-таки? — настаивал Ожогин.

— Потребовалось созвать расширенное заседание. Для справки слово предоставляю Игнату Нестеровичу. — Изволин говорил весело, и тревога друзей быстро рассеялась.

Оказывается, переполошил всех старик Заломов. Он явился к Тризне два часа назад и сказал: «Созывай всех, буду докладывать рационализацию». Какую рационализацию? «Созывай, — говорит, — тогда узнаешь.» Пришлось созвать.

— А где же он сам? — спросил Андрей..

— Побежал что-то уточнять, сейчас вернется.

Начали высказывать предположения. Игнат Нестерович был склонен думать, что старик с горя просто хватил лишнего. Борис Заболотько предполагал худшее, — не свихнулся ли старик в связи с отставкой. Уж больно странно он себя вел вчера вечером.

— Короче говоря, Заломов что-то заломил, — резюмировал Денис Макарович. — Потерпим немного, сейчас выяснится.

Заломов пришел, как и вчера, под градусом, но на ногах держался крепко и рассуждал здраво.

— Раздеваться не буду, время в обрез, — начал он, ни с кем не поздоровавшись. Согнав Грязнова со стула, он уселся сам и, по обычаю, начал сворачивать цыгарку. Делал он это не торопясь и своей медлительностью раздражал собравшихся. Наконец, заговорил.

— Так... Што я в отставке, всем известно? — спросил Заломов.

— Ну? — сказал Тризна, не понимая, к чему ведет старик.

— Две бошки у меня управа конфисковала, а две оставила.

Вое недоуменно переглянулись. Тризна закашлялся и вышел на воздух.

— Погодим малость, — продолжал Заломов. — Пусть Гнат отдышится. — И он невозмутимо стал попыхивать цыгаркой.

Воцарилась тишина.

Наконец, вернулся бледный Игнат Нестерович. От приступа кашля глаза его наполнились слезами, и он вытирал их платком.

Заломов сокрушенно покачал головой и снова заговорил:

— Когда бошки увозили со двора, то запугали, што и остальную пару заберут. Вот как. А пока и кони и бошки дома. Ха... Ха!

Денис Макарович покусывал губы и, видно, едва одерживал смех. Нервный Тризна не выдержал:

— Чего ты воду мутишь? Где твоя рационализация?

Заломов не смутился. Он неожиданно громко рассмеялся.

Стоявший за его спиной Борис Заболотько постучал себя пальцем по лбу.

— Сейчас и рационализацию выложим. Разведку я не зря провел. Электростанция уже месяц как заявку дала в управу на ошистку. Раз! — Он загнул один палец. Лица у всех вытянулись. — А мы возьмем с Димкой ношью да и вывезем все, што полагается... Два! — Он загнул второй палец. — Ношью никто проверять не будет. Три! Завтра у меня все могут отобрать дошиста. Шетыре! Знашит, воробей, не робей! Пять! Вот она и рационализация.

В первую минуту от удивления и неожиданности никто не произнес ни слова. Потом Повелко бросился к старику, прижал его голову к груди и поцеловал его в седые волосы.

Заломов смутился и часто заморгал.

Ожогин подошел к нему и крепко пожал руку. Старик расчувствовался, губы у него затряслись и скупые слезинки скатились по грубым, обветренным щекам. Он не стыдился слез и даже не вытирал их.

— Нет, нет, не перевелись еще у нас настоящие люди, — сказал Денис Макарович.

— А я-то думал... — краснея, сказал Заболотько.

— Старый конь борозды не портит, так говорят, отец? — спросил Заломова Никита Родионович.

— Так, сынок, — опомнился Заломов. — И еще говорят: либо грудь у крестах, либо голова у кустах. Только вот што... Дело надо нашинать сейшас, у меня все готово. На дворе станции я бывал до войны разов пять, порядки знаю...

— Проберетесь? — спросил Ожогин.

— Конешно, проберемся. А вот куда мне опосля пробираться?

Решено было после операции спрятать Заломова в доме Заболотько вместе с Повелко.