Тайные тропы

Изволин не проявляет никаких признаков волнения.

— Не вое гнется, господин фриц. Кое-что ломается. Это для вас крайне невыгодно. Я не должен быть сломан. Вам надо очень многое узнать от меня. Не так ли?

Следователя даже шатнуло, будто ею кто-то резко толкнул в грудь.

— Ты назовешь себя? — визгливо крикнул он, не в силах сдержать бешенство.

— Нет!

— Назовешь?

— Нет!..

Гестаповец подошел к Леониду, схватил за уши, встряхнул с силой его голову и ударил затылком о стену...

Вторично Леонид очнулся в абсолютной темноте, на холодном каменном полу. Было так темно, будто свет никогда не проникал сюда.

— Как в могиле, — невольно пробормотал вслух Изволин и, поднявшись, стал обследовать мрачную камеру. Она была очень мала, с низким, не дающим возможности выпрямиться потолком, со скользкими, мокрыми стенами. В углу скреблись и противно попискивали крысы. Скреблись настойчиво, надоедливо. Леонид крикнул. Крысы смолкли. Но через минуту они снова принялись скрести еще сильнее, упорнее...

На второй допрос Изволила привели к другому следователю, полному, коренастому мужчине лет сорока. Голова с короткими волосами, торчащие усы, круглые глаза — все в гестаповце напоминало Леониду отвратительного кота. Даже движения у него были мягкие, кошачьи.

Следователь прежде всего распорядился накормить арестованного. Леонид от еды отказался.

— Сыты? — спросил гестаповец с любезной улыбкой.

— По горло...

— Вчера вы сказали моему помощнику, что хорошо знаете свое будущее?

Леонид утвердительно кивнул головой.

— Свое и даже ваше... — добавил он.

— Вы — оракул, — немец поднял вверх указательный палец.

Леонид улыбнулся.

— Прошу вас, говорите все, что чувствуете, и требуйте, что хотите. Это неотъемлемое право любого арестованного. И лишить вас этого права ни я, никто другой не в силах. Закон есть закон. Не стесняйтесь.

— И не думаю, — ответил Леонид. — Вас интересует будущее? Вы господина Родэ, надеюсь, знали?

Лицо гестаповца заметно потемнело.

— Да, знал.

— Вот и хорошо. Многих из вас ожидает такая же участь...

— Не в вашем положении говорить об этом, — с укором произнес гестаповец. — Вы упустили из виду одну маленькую деталь: германская армия освоила не только Россию, но и еще кое-что. Под нами Австрия, Бельгия, Польша, Франция...

— Ну, Россию-то вы, положим, не освоили, — прервал его Леонид, — русскую землю освоили и продолжают осваивать ваши покойники. На Россию замков вам не одеть, ни замков, ни наручников, ни намордников...

— Мы уклонились от темы, — заметил следователь.

— От какой? — удивленно спросил Леонид.

— От главной, — машинально ответил гестаповец и смутился. — Собственно, я не об этом хотел с вами говорить. Меня зовут Роберт Габбе, как называть вас?

Леонид усмехнулся.

— Не выйдет...

— Что не выйдет?

— Насчет знакомства.

Следователь пожал плечами.

— Напрасно вы так себя ведете. Совершенно напрасно. Это не оправдывающая себя тактика. Я лично советую вам изменить линию поведения. Все зависит от вас. Коммунисты же поют: «Кто был ничем, тот станет всем». Вы можете стать всем. Для вас это вполне осуществимо.

— Вам поручено давать мне уроки политграмоты? — улыбнулся Леонид. — Это никак не подходит к вашей должности. Насколько мне известно, гестаповцы меньше всего способны на уговоры.

— В мою обязанность входит объяснить вам, что ваша жизнь зависит от вас же самих от вашего поведения во время следствия. Так, например, в погребе, где вас арестовали, был обнаружен вот этот списочек. В нем четырнадцать фамилий. Вам он знаком?

Изволин утвердительно кивнул головой.

— Вот замечательно. Я считал и считаю вас человеком рассудительным. Я глубоко уверен, что мы найдем общий язык...

— Попытаемся, — с нескрываемой иронией в голосе заметил Изволин.

— Это подлинные фамилии или вымышленные?

— А как вы думаете?

— Я? Я думаю, что это подпольные клички...

— Вы просто гений! — рассмеялся Изволин.

— А вы шутник, — улыбнулся гестаповец. — А кто такой «Грозный»?

— «Грозный»?

— Да, да, — продолжал улыбаться следователь, заискивающе глядя на Изволина.

— «Грозный» — старый большевик, руководитель советских патриотов города, гроза немцев...

— Это ясно. Звать его как?

Изволин заметил, как улыбка медленно сходила с лица гестаповца.

— Это военная тайна, — спокойно произнес Леонид, — этого никому знать не положено...

Следователь резко поднялся со стула и, сдерживая рвавшуюся наружу ярость, заходил по комнате.

— Оказывается, я ошибся, — с ноткой грусти в голосе сказал он. — С русскими нельзя сговориться.

— Ерунда! Смотря, с какими русскими. С некоторыми вы быстро сговариваетесь и понимаете друг друга с полуслова.

Следователь нетерпеливо надул щеки, шумно выпустил воздух и, приблизившись к Изволину, положил ему на плечо руку. Леонид брезгливо отдернул плечо.

Собрав остатки терпения, гестаповец улыбнулся.

— Вы очень горячи. Я не могу вас понять...

— И никогда не поймете, — прервал его Леонид. — Лучше не трудитесь. Есть вещи, недоступные вашему пониманию.

На лице гестаповца отразилась досада. Ему начинала надоедать роль уговаривающего, но он сделал еще одну попытку.