Тайные тропы Бездны (СИ)

О Никодиме Викторовиче среди прогрессивной общественности посёлка Жупеево стали ходить самые нелепые слухи: что он бывший спецназовец, что он сын олигарха. Судачили, что он племянник самого ВВП, что он колдун в десятом поколении и даже, что вампир и пьёт кровь школоты литрами. Чего только народ не напридумывал, но факт оставался фактом: с этим Никодимом Викторовичем лучше не спорить. Да и имя его всуе лучше не упоминать. Теперь он стал Тем, О Ком Нельзя Упоминать.

Зря ребятки Федя и Сеня, дымя в туалете подумали О Том, Кого Нельзя Вспоминать. Он и явился. Друзья поняли, что сегодня не их день, когда в туалет нелёгкая занесла Никодима Викторовича. Это означало, что судьба перестала улыбаться двум друзьям, а призывно помахала им красивыми белыми тапочками. Сейчас придётся своими ушами слушать нуднейшую лекцию о вреде курения.

— Хоть топор вешай, — грустно прокомментировал ситуацию зловредный учитель, осматривая помещение туалета. Все правильные пацаны, как могли, на стенах и полу отметились. Каждый свою внутреннюю суть проявил. Подоконник, кабинки, даже светильники на потолке, казалось, пережили войну.

Ребята при этом старательно прятали недокуренные бычки, но одним местом чуяли, что спалились. Отпираться явно бессмысленно, ведь злой учитель своими глазами видел в руках школьников миниатюрные генераторы дыма. Федя, выдохнув дым в сторону от учителя, попытался отбрехаться, что они курят не затягиваясь, да и вообще в первый раз попробовали. А чётакова?

— Это хорошо, что в первый раз, — одобрил учитель. — Может, ещё не заболеете, и не умрёте во цвете лет. А то сейчас сигареты стали делать такие, что можно на раз себе заработать импотенцию, рак, туберкулёз, чесотку или инфаркт с инсультом, ну, или на худой конец, например, астму. Вы что предпочитаете? Импотенцию?

Ребятам импотенция и даром как-то не нужна, и они энергично замотали головой. Они из этого списка вообще ничего не хотели заполучить, даже чесотку.

— Может, хоть астмочку? — с надеждой спросил учитель. — Вот, как у Фролова. А что, астма это не инфаркт, жить можно. Только и всего, что кашель немного мучает организм, как у бедного Фролова… непрерывно. Так парень мучился, так мучился, страсть как: легче его пристрелить, чтобы не мучился. Ага, через букву «И» слово «мучился» пишется, а не через «А» — Фролов быстро это узнал. Пять дней непрерывного кашля, куда ж без него, это вам не кот начхал. Вы, я думаю, отделаетесь только тремя днями кашля, непрерывного, ага, и ночью тоже, раз вы курите в первый раз и не затягиваетесь.

— Да мы чё, мы ни чё, — загундосил Семён. — Мы бросим это дело. Обещаем. Завяжем. Зачем нам три дня.

Он подталкивал Федю: дескать, давай отбрыкивайся от учителя, обещай ему сейчас всё что можно и нельзя, хоть лысому причёску, а потом, может, и забудется этот их косяк. Главное технично учителю лапшу на уши навешать. Но не проскочило. Учитель как-то нехорошо посмотрел на ребят и сообщил, что четыре, а не три дня, станет для них вполне доходчиво. Вот Фролов, так тот пять дней… и ночей тоже, мучился, а потом исправился, совершив трудовой подвиг.

— Мы тоже хотим совершить трудовой подвиг, — обречённо промямлил Федя под неодобрительным взглядом друга Сени. Нафик эти подвиги?

— Вот это правильно, что так решили, самостоятельно и единогласно, — одобрил учитель. — А то четыре дня кашлять не очень кузяво получается для растущего организма.

Он задумался. Потом оглядел помещение туалета, где вёлся этот содержательный диалог: поверхности стен, дверей, и даже подоконника исписаны похабщиной и изукрашены фривольными рисунками. Досталось даже потолку: на нём наблюдались следы, оставленные подошвами кроссовок. Как будто кто-то умудрился бегать по потолку. Хоть уборщица ежедневно и убирала туалет, но грязи в нём в виде всяких неприятно пахнувших пятен, оставалось предостаточно. Унитазы и писсуары тоже не озонировали воздух, скорее наоборот. Да и вид имели фаянсовые изделия, прямо скажем, отталкивающий. Вид унитазов, а не ребят. Ребята ещё хорохорились в надежде на благополучный исход. Увы, но не сегодня. Сегодня точно не их день. Сегодня день скорби.

— И кто же это у нас такой авангардист в искусстве? А? — показал учитель рукой вокруг. — Не знаете?

Ребята замотали головой: это не мы, а кто знать не знаем, ведать не ведаем. Наша хата с краю. Здесь, наверное, так и задумано изначально: со времён стройки. Школа-то старая, построили её ещё при крепостном праве… наверное. Хотя Сеня мог бы сказать, что вот эту картинку на подоконнике, изображающую совокупляющуюся пару человечков, он лично нарисовал шариковой ручкой ещё два года тому назад. Внёс, стало быть, вклад в прикладное искусство. Но зачем учителю знать такие подробности. Многие знания, многие печали.

— Ага, — кивнул учитель. — Тогда вам друзья предстоит всю эту наскальную живопись стереть и хорошенько так всё здесь вымыть. Чтобы блестело здесь всё, как у кота глаза.

При этом глаза у самого учителя совершенно не блестели, а излучали холод.

— Это же западло, — ахнул Сеня, хоть его энергично одёргивал друг.