Тайные тропы носителей смерти

Никто еще и не предполагал, что когда-нибудь возникнут трудности с произношением его на разных языках мира. Никто пока не мог с уверенностью сказать, какое отношение вирус имеет к людям, какое действие может оказывать на их здоровье. О вирусе этом не знали ровным счетом ничего. И вот еще что: тогда во всем мире науке было известно не больше 50 вирусов, переносимых комарами (против нынешних 180), а потому и не было еще накоплено большого опыта, который сегодня мог бы сократить путь поисков.

Разумеется, прежде чем объявлять об открытии в печати, необходимо было проверить, действительно ли это вирус. Для этого измерили размеры вируса с помощью стеклянных фильтров. Эту проверку он прошел успешно. Теперь не менее важно было убедиться в том, что он принадлежит к экологической группе арбовирусов, т. е. вирусов, переносимых членистоногими. Ориентировочно это можно определить некоторыми биохимическими тестами. Ответ и здесь был положительный. Опыты же с отождествлением вируса с другими известными арбовирусами, типы которых были доступны в чехословацких лабораториях, вызвали сомнение. И потому заразный материал, обработанный, как и положено, вакуумной сушкой при низких температурах и запаянный в стеклянные ампулы, отправился в дальний путь: в США к профессору Касальсу — во всемирную контрольную арбовирусологическую лабораторию, где к услугам имелась почти полная живая коллекция арбовирусов со всех частей света.

Сравнивать между собой разные типы вирусов — задача отнюдь не простая. Тут не обойтись без серологии и инфекционных опытов, которые необходимо повторять на большом по объему материале. В общем, работа сложная, требующая немалых денег и много времени, ведь в ней занята целая группа самых опытных специалистов. Неудивительно, что прошло три года, прежде чем Касальс опубликовал свое заключение: да, это действительно новый вирус, и относится он к группе, названной по вирусу калифорнийского энцефалита, открытому в 1942 г. в США. Но и тот вирус тогда еще не был детально исследован, так что выявленное родство мало что давало для дальнейшей работы.

Пока вирус Тягиня проходил в Йельском университете в Нью-Хейвене первое зарубежное крещение, чехословацкие ученые, открывшие его, не почивали на лаврах и не сидели сложа руки. В конце концов, чтобы познать вирус и установить его значение, недостаточно только работы в лаборатории: необходимы также исследования в природе, в местах обитания комаров и там, где они нападают на животных диких и домашних и, самое главное, на человека.

Бесспорно пока что было лишь то, что выделенный от комаров вирус болезнетворен для лабораторных мышей. Неясно было, являются ли комары единственными специфическими переносчиками этого вируса. А может быть, он передается другими кровососущими членистоногими? Ведь вирус мог содержаться в крови больного животного, которой напились комары незадолго до того, как их отловили, т. е. в организме комаров вирус не проделывал части своего развития. А если переносчиками действительно служат комары, то как в этом отношении ведут себя отдельные виды?

Ответить на такие вопросы можно только одним способом — попытаться заразить комаров отдельных видов. Предоставить в распоряжение комаров такой источник крови, в котором, как нам точно известно, имеется вирус, и через некоторое время проверить, заразились ли они. Но что значит «через некоторое время»? Здесь нет никаких правил, никаких критериев, да и опыта тогда не было никакого. И потом продолжительность инкубационного периода — промежутка времени, после которого комар, напившийся крови больного, может передать вирус здоровому, — у каждого вируса разная. Не оставалось, следовательно, ничего другого, как из совокупности комаров, насосавшихся крови с вирусом, постепенно отбирать пробы для опытов по выделению вируса: начать сразу же после того, как комары напьются крови, и кончить, когда они не смогут уже больше выдерживать пребывание в лаборатории. Это означало, что придется работать с большим количеством комаров одного вида. На каждой стадии опыта и каждый день надо считаться с высокой естественной смертностью. К тому же не заставить всех комаров напиться крови в нужное время, чтобы было соблюдено условие сравнимой исходной заразной дозы. Вот так постепенно растут, умножаются требования к размеру исходной совокупности комаров.

Конечно, экспериментирование с комарами стеснено большими ограничениями. Таковыми являются комариные брачные танцы в природе: без них большинство обитающих у нас комаров не спаривается и не дает потомства. Из-за этого большую часть видов невозможно разводить в лабораторных условиях с тем, чтобы в любой момент под рукой имелось достаточное количество материала, как это было, скажем, с теми же клещами. Обычно в лаборатории разводят вид Aedes aegypti, но его для данной цели использовать нельзя. Точно так же непригодным оказался и назойливый комар Culex pipiens molestus.