Ударили морозы, но снега еще не было. Солнце почти не показывалось, а поэтому густая изморозь на полях, на деревьях, на крышах домов держалась прочно. Речушки покрылись льдом. Ночью мороз доходил до десяти градусов.
Ожогин и Грязнов пробирались домой на попутных машинах, пользуясь документами, полученными в комендатуре.
Так и не удалось им найти кого-либо из представителей радиоцентра, где они проходили практику, и получить соответствующие аттестаты. Немцы разбежались.
Ехать по железной дороге было почти невозможно. Паника повлекла за собой развал и частичный паралич транспорта. Через основные железнодорожные узлы, забитые составами, пропускали эшелоны, идущие к фронту, а поездам, следующим в глубь страны, не уделялось никакого внимания.
— Так мы и к новому году не приедем, — с досадой сказал Никита Родионович, когда они потратили четверо суток, чтобы проехать сто двадцать километров по железной дороге. — Давай попробуем на попутных...
Друзья вышли на шоссе. Машины двигались часто, но ни одна из них не останавливалась. Не помогали никакие сигналы и жесты. Водители, не снижая скорости, мчались мимо с тревожными, сосредоточенными лицами.
— Я вот что предлагаю, — сказал Андрей, — до темна еще минимум четыре часа. Пойдемте пешком до места ночевки, а там видно будет. Все равно быстрее, чем поездом.
Никита Родионович согласился. Друзья бодро зашагали по шоссе.
...Ночевали в небольшой деревне у самого шоссе.
Следующие полдня друзья продолжали путь пешком, а потом удачно пристроились на большую пятитонную машину.
Вечером, когда совсем стемнело, машина остановилась на площади, где не так давно в числе других горожан Ожогин и Грязнов занимались рытьем окопов.
— Почти дома, — поеживаясь от холода и попрыгивая с ноги на ногу, сказал Никита Родионович.
— Вы что-то часто употребляете слово «дом», — заметил Андрей, — будто и правда у нас тут дом...
— А я даже не задумывался над этим, но, видимо, есть какие-то основания считать дом Альфреда Августовича своим, коль он все на язык навертывается...
Андрей ничего не ответил. Друзья молча пересекли площадь и двинулись по узкой улочке погруженного в полный мрак города.
Близость встречи с Вагнером и Алимом волновала Ожогина и Грязнова. За короткое сравнительно время они не только хорошо перезнакомились, узнали друг друга, но стали подлинными друзьями.
Андрей шел и думал о том, что вот его, комсомольца-партизана, советского патриота, беспокоит судьба немцев Вагнера, Абиха, Феля. Почему это так? И Андрей сам же отвечал на свой вопрос: потому, что это настоящие люди, ставящие целью своей борьбу за подлинное человеческое счастье, жертвующие в этой, пока неравной, борьбе своей жизнью. Поэтому и стали друзьями немцы Вагнер, Абих, Фель, русские Ожогин, Грязнов, узбек Ризаматов. Поэтому и сын Вагнера Карл перешел на сторону советских партизан и стал вместе с ними бороться со злейшими врагами человечества — фашистами.
Теплое, радостное чувство охватывало Андрея от мысли, что через каких-нибудь несколько минут он сможет пожать руки Алиму и Альфреду Августовичу.
Молчавший, как и Андрей, всю дорогу до дома, Никита Родионович был занят другими мыслями. Его интересовал вопрос, как поступят сейчас с ними Марквардт и Юргенс. Курс подготовки закончен, они готовы к самостоятельной работе. Под каким предлогом их направят в Советский Союз? Какими обеспечат документами? Как будет осуществлена переброска?
Ни на один из этих вопросов Никита Родионович сам ответить не мог. События развертывались помимо его воли, помимо его желания. Оставалось следовать ходу событий...
Часто, очень часто Никита Родионович задумывался над тем, все ли возможное делают они с Андреем для своей родины, достаточно ли хорошо выполняют задание.
Эта мысль пришла в голову Ожогину и сейчас, когда они с Андреем вышли на улицу, где стоял дом Вагнера.
Конечно, можно сделать больше того, что они делают, но это связано с большим риском, и тогда все задание будет провалено.
...Вот и знакомая калитка во двор. Друзья бесшумно обогнули дом и остановились перед закрытыми дверями. Прекрасный сад Вагнера выглядел сейчас печальным, деревья стояли голыми, дорожки были усыпаны листьями. Приметно выделялось дерево с дуплом, с которым было связано так много воспоминаний.
Никита Родионович постучал. За дверями послышались шаги и раздался голос Алима:
— Кто там?
— Свои, свои...
— Кто свои? — переспросил Ризаматов.
— Вот тебе и раз, даже и по голосу не узнаешь? Совсем плохо дело...
— Ой, ой!.. — разобрался, наконец, Алим. — Никита Родионович... Андрей... Радость какая! — Он открыл дверь и поочередно обнял Ожогина и Грязнова. — Заждались мы вас... надежду потеряли на встречу...
— А ты куда собрался? — поинтересовался Андрей, видя, что на Алиме пальто.
— Холодно у нас... топить нечем... Пойдем, — и, обняв Андрея, он повел гостей в дом.
Вагнер и Гуго, оказавшийся тут же, встретили Ожогина и Грязнова с искренней радостью, как своих близких, родных.
Все были в пальто, с шарфами на шеях, и только теперь друзья почувствовали, что в доме стоит температура почти такая же, как и на дворе.