Тайные тропы

Эсэсовцы неистовствовали. В середине января на базарной площади впервые появилась виселица. На ней целую неделю висели окостеневшие трупы. В надписи, прибитой к столбу, сообщалось, что повешенные — предатели интересов германского народа. Но кто они были в самом деле и за что их казнили — оставалось тайной. Фамилий повешенных гитлеровские палачи не назвали, не узнал их и народ.

В городе хозяйничали солдаты отдыхающих частей, полицейские и аферисты всех мастей и оттенков. Появляться на улицах с наступлением темноты даже при наличии специальных пропусков было рискованно. Как-то ночью обитатели дома Вагнера услышали треск автоматной очереди. Выйдя чуть свет на улицу, они обнаружили в замерзшей луже крови труп мужчины. Труп пролежал двое суток. Его убрали сами горожане. Перепуганные смелыми воздушными десантами Советской Армии, немецкие патрули в каждом встречном готовы были видеть парашютиста и зачастую стреляли в прохожих без предупреждения.

Как-то ночью Ожогин и Грязнов шли по вызову к Юргенсу. Едва они достигли его особняка, как сзади раздались выкрики: «Стой! Руки вверх!». И сразу последовали выстрелы. Друзья решили, что стреляют по ним, и укрылись за углом. Но с противоположного конца квартала также блеснули огни. Рассыпалась автоматная очередь. Лишь позднее выяснилось, что десятиминутная перестрелка произошла между двумя патрулями: военного коменданта и полиции.

Резиденция Юргенса охранялась автоматчиками: один располагался в передней комнате, у самых дверей, второй — у входа в дом со двора.

В особняке царил прежний невозмутимый покой, и он напоминал собой островок тишины и порядка среди бушевавшего моря. Попрежнему внешне невозмутимым оставался и сам Юргенс, но теперь друзья замечали иногда на лице его еще и признаки тупого равнодушия.

Во время очередной встречи разговор носил не совсем обычный характер. Убедившись в том, что участники группы обеспечены всем необходимым и не терпят ни в чем особенной нужды, Юргенс попросил их произвести подсчет, сколько потребуется им продуктов питания на длительный период.

— Исходите из пяти — шести месяцев, не меньше, — добавил он.

На удивленные взгляды друзей Юргенс ответил по-русски:

— Привыкайте, привыкайте. В нашей работе встречается подчас много недоуменного, но это не должно вас пугать... В недалеком будущем вы сами узнаете, чем это вызвано.

— И когда вам нужны эти данные? — спросил Никита Родионович.

— Сейчас. Берите бумагу, карандаши и подсчитайте.

С наметками друзей Юргенс согласился и сказал, что оставит их у себя. Затем, помолчав немного, он предупредил:

— Прошу иметь в виду следующее: клички, вам присвоенные, являются одновременно и паролями, поэтому тот, кто назовет их вам, независимо от того, кто он, находится в курсе всех дел, и вы обязаны будете выполнять все, что он прикажет. Буквально все. Говорю вам это потому, что всякое может быть...

— Простите, — сказал Ожогин, — как это понимать?

Юргенс усмехнулся.

— Время военное, напряженное. Мало ли что может случиться с человеком. Сегодня я здесь, завтра нет, сегодня я жив, а завтра меня убьет шальная пуля. Вот так. Забывать об этом нельзя. Как я говорю по-русски? — вдруг спросил он.

— Лучше, чем мы по-немецки, — сказал Никита Родионович. — Вас можно принять за русского.

— Даже?

— Конечно.

— Это хорошо. Никто из нас не знает, на каком языке и когда придется изъясняться. Вы думали над тем, что я вам поручал?

Ожогин и Грязнов ожидали, что сегодняшняя беседа начнется именно с этого вопроса. К нему они подготовились.

— Думали, — ответил Никита Родионович.

— Ну и как?

Ожогин изложил свою точку зрения. Возвращаться в Советский Союз под видом военнопленных невыгодно и нежелательно. Нецелесообразно также говорить о том, что они вообще были на территории Германии, так как это может навлечь на них подозрения...

— Довольно! — прервал Никиту Родионовича Юргенс.

Мысль ему ясна, но Ожогин кое-что не учитывает. От плена им никак не открутиться. Раньше можно было сказать, например, что они жили на территории, временно оккупированной немцами, или были в партизанах, но теперь такие варианты исключаются. Остается плен. Плен и побег из плена. Обязательно побег, причем групповой. Бежало пять, шесть, семь человек, в живых осталось трое. Вопрос: куда бежали? Где скрывались? Чем жили? Что делали? Вот это надо серьезно обдумать. Фамилии пленных, бежавших из лагерей и погибших, им дадут. Дадут также наименование лагеря здесь, в Германии. Не исключена возможность, что придется съездить и посмотреть этот лагерь, чтобы можно было потом привести для убедительности кое-какие детали. Допустим и такой вариант, что до лагеря их не довезли, и они по дороге сбежали. Такие факты имели место. Совсем недавно местные власти выловили четырех русских, бежавших с завода и скрывавшихся в лесах в течение двух лет. Такой вариант тоже подходит.

— Понятно, — кивнул головой Ожогин.

— У меня вопрос, — заговорил Андрей.

— Пожалуйста...

— Сейчас, мне кажется, следует выяснить, будет ли выдана нам радиотехника.