Тайные тропы

Не знает Юргенс и того, что никогда ни отец, ни брат Ожогина не подвергались никаким репрессиям. Отец и мать были честными советскими людьми и вместе с двумя сыновьями до двадцать второго года жили здесь, в этом самом городе, а затем перебрались на Украину Там их и застала война. Отец и мать погибли одновременно. Машина, на которой они эвакуировались из Харькова, попала под бомбежку. Ни один из пассажиров в живых не остался. Никита Родионович и брат Константин были в то время на фронте. Константин после ранения попал в Ташкент и оттуда написал старшему брату письмо. Никита Родионович получил его перед самой выброской в тыл врага, к партизанам. Константин сообщал, что левая рука его не сгибается — поврежден локтевой сустав, поэтому приходится остаться в тылу, и опять взяться за геологию.

Никите Родионовичу сейчас очень хотелось взглянуть на Константина хотя бы одним глазком, на какую-нибудь минутку. Просто посмотреть. Никита Родионович пытался мысленно представить лицо брата, но это ему не удавалось. Он закрывал глаза, вспоминал последние встречи — и все безуспешно.

— Никита Родионович! — раздался звонкий голос Андрея, — Чрезвычайные новости.

Не раздеваясь, он сел на тахту и полез во внутренний карман пиджака. Достав обе телеграммы, он подал их Никите Родионовичу. Ожогин прочел, соскочил прямо босыми ногами на пол.

— Батюшки мои! Они знают о награждении? — спросил он радостно.

Андрей рассказал все подробно. Знает лишь один Игнат Нестерович, который остался дома и попросил Грязнова отнести телеграммы Изволину. Андрей решил забежать домой.

— У меня, кажется, и спина перестала болеть, — сказал Никита Родионович, улыбаясь.

— Это вам только кажется. Давайте договоримся так: я вас слушаю всегда, а вы меня хоть раз послушайте — полежите еще сегодня в постели...

Никита Родионович молчал. Но по выражению лица его Андрей определил, что, возражений не будет.

 

— Подожди, Андрейка, не то еще будет, — радостно сказал Денис Макарович, ознакомившись с содержанием радиограмм. — Игорек! Снеси-ка вот это все дяде Васе и скажи ему, что «весьма срочно». Лети, родной!

Игорек быстро оделся и убежал. Изволин был возбужден. Он взволнованно ходил по комнате и потирал руки. Потом позвал Андрея за собой во вторую комнату.

— Совершенно секретно, — сказал он шопотом и извлек из-за сундука четырехугольную глиняную посудину наподобие бутылки. Сдув с нее пыль, Денис Макарович достал граненую стопку с полки и наполнил ее густой красноватой жидкостью. — Пей! — подал он стопку Андрею. — Только по случаю сегодняшнего дня, а так берегу для Иннокентия Степановича.

Из той же стопки Изволин выпил и сам.

Напиток был крепок, и Андрею показалось, что он глотнул что-то очень горячее.

— А теперь пойдем вместе к Анне Васильевне, — предложил Денис Макарович.

На дверях дома Заболотько — замок. Изволин, как человек всезнающий, потянулся рукой к бревну, выступавшему вперед над самым дверным переплетом, и снял с него длинный ключ.

— Товарищи, дорогие! — громко сказал Грязнов, не обнаружив в комнате Повелко и Заломова. — У вас скоро пролежни образуются, еще лечить придется. А ну, выползайте на свет божий...

Но «подпольщики» не спали. Расположившись в кухне на полу, они трудились над копированием карты. Собственно, копировал один Повелко, а Заломов наблюдал за работой своего друга, изредка одобрительно покрякивая.

— Неправ ты, Андрейка, — с напускной строгостью сказал Денис Макарович, — оказывается, товарищи лежа трудятся. Их приветствовать надо.

— Нишего, нишего, — заговорил, вставая, Заломов, — мы малость отлежимся, а потом еще кое-што придумаем...

Изволин и Грязнов заинтересовались работой Повелко, но тот быстро спрятал карту и лист бумаги.

— Правильно, — одобрил Заломов, — надо соблюдать конспирацию.

Денис Макарович улыбнулся.

— Ты на войне был когда-нибудь? — спросил он Заломова.

— А как же, — ответил старик, почесывая спину, — всю германскую отстушал. А к шему это ты?

— К тому, что воевать-то воевал, а наград не имеешь...

— Шего нет — того нет. Не заслужил. Сколько раз святого Георгия-победоносца просил, да так и не выпало. Бывало, молюсь богу, а в голову лезут разные практишеские мыслишки, вроде креста или медальки... Даже попу полковому на исповеди сознался...

Все рассмеялись.

— Ну, а поп что? — поинтересовался Изволин.

— Шего поп... Я к исповеди перед атакой под мухой пожаловал. Не так уж штобы здорово, но нишего себе.. И заговорил насшет награды. Молодой, дурной был. Попик дал мне пару щелшков по затылку и говорит, што все у меня будет, когда я переселюсь в царство небесное. А я его спрашиваю: «А там как — хорошо?». Он говорит: «Ошень. И сшастлив тот, кто попадет туда». Тогда я ему и бухнул: «Коли там хорошо, шего ты сам здесь торшишь? Пойдем в атаку, а оттуда на пару в царство небесное».

— А он как?

— Он ротному накапал, а тот мне пять нарядов вне ошереди сунул заместо награды...

Денис Макарович поздравил Повелко и Заломова и объявил им, что они вместе с Тризной награждены орденами.