Тайные убийцы

— И меня сделали новым лицом «Фуэрса Андалусия», чтобы после трагедии я привлек голоса противников иммиграции, а это, в свою очередь, позволило бы нам набрать необходимый процент для того, чтобы естественным образом войти в коалицию с Народной партией перед парламентскими выборами будущего года, — проговорил Аларкон.

Эти открытия лишили Аларкона остатков энергии, и он откинулся назад, бессильно свесив руки, размышляя о катастрофе, невольным виновником которой он оказался.

— Я понимаю, вам это тяжело… — начал Фалькон.

— Конечно, это будет иметь колоссальные последствия, — произнес Аларкон, и на лице у него отразилось странное сочетание чувств — смесь отчаяния и облегчения. — Но я думал не об этом. Я думал, что безумный поступок Фернандо имел незапланированный побочный эффект: он позволил мне оправдаться перед старшим инспектором полиции, который ведет расследование.

— В наши следственные методы больше не входят инсценировки казни, — заметил Фалькон. — Но мне действительно удалось сэкономить много времени.

— И я не это имел в виду, когда размышлял о расширении полномочий полиции в отношении террористов, — добавил Аларкон.

— Вам надо серьезнее потрудиться, чтобы завоевать мой голос, — проговорил Фалькон. — Как бы вы описали ваши отношения с Лукрецио Аренасом?

— Я бы не преувеличил, если бы сказал, что он был для меня как отец, — сказал Аларкон.

— Вы давно его знаете?

— Одиннадцать лет, — ответил Аларкон. — Собственно, я познакомился с ним еще раньше, когда работал в Южной Америке в филиале компании «Мак-Кинси», но сблизились мы, когда я перешел в «Леман бразерс» и стал сотрудничать с испанскими промышленниками и банками. В девяносто седьмом он взял меня к себе на работу, и с тех пор он стал мне как второй отец… он сформировал всю мою дальнейшую карьеру. Это он дал мне веру в себя. В моей жизни он занимает второе место после Бога.

Фалькон ожидал этого ответа.

— Если вы считаете, что он вовлечен во что-то подобное, — подумайте как следует. Вы не знаете его так, как знаю я, — заявил Аларкон. — Это какая-то местная интрига, ее затеяли Зарриас и Риверо.

— Риверо — человек конченый. С ним было кончено еще до того, как все произошло. Вокруг него так и пахло скандалом, — проговорил Фалькон. — Я знаю Анхела Зарриаса. Он не лидер по натуре. Он выводит в лидеры других, но сам он не инициирует события. Что вы можете мне сказать об Агустине Карденасе и Сезаре Бенито?

— Мне нужен еще кофе, — заявил Аларкон.

— Есть интересная связь, подумайте о ней, — сказал Фалькон. — От «Информатикалидад» к «Горизонту», оттуда — к «Банко омни»… и к «Ай-4-ай-ти»?

Кофеварка журчала, капала, шипела и дымилась, пока Аларкон бродил вокруг нее, моргая и стараясь увязать этот новый взгляд со своим собственным набором знаний. В его бровях залегло сомнение. Фалькон понимал, что этих сведений ему будет недостаточно, но ничего другого у него сейчас не было. Если Риверо, Зарриас и Карденас не сломаются, тогда Аларкон, возможно, станет единственной дверью, через которую удастся проникнуть в заговор, но это будет неподатливая дверь. Он слишком мало знал о Лукрецио Аренасе, чтобы возбудить в Аларконе чувство ярости по поводу того, как бесстыдно его эксплуатировал так называемый «отец».

— Я знаю, чего вы от меня хотите, — произнес Аларкон, — но я не могу этого сделать. Я понимаю, сейчас не в моде сохранять верность, особенно в политике и в бизнесе, но я не могу себя побороть. Даже подозревая этих людей, я словно ополчаюсь на собственную семью. И потом, они действительно — моя семья. Мой тесть — один из них…

— Вот почему вас выбрали, — объяснил Фалькон. — Вы представляете собой уникальную комбинацию. Я не согласен с вашей политикой, но я вижу, что вы, прежде всего, человек очень смелый и что ваши намерения по отношению к Фернандо были абсолютно честными. Вы умны и талантливы, но ваше уязвимое место — лояльность по отношению к сторонникам, о которой вы сами сказали. Влиятельным людям нравится видеть все это в человеке, потому что у вас есть все те качества, которыми они сами не обладают, и при этом они могут манипулировать вами, чтобы достичь своих целей.

— Удивительный мир: верность в нем считается слабым местом, — проговорил Аларкон. — Видимо, ваша работа сделала вас циником, старший инспектор.

— Я не циник, сеньор Аларкон, я просто в конце концов понял, что добродетель по определению предсказуема, — ответил Фалькон. — Такова ее природа. А зло всегда изумляет нас своей наглой и непостижимой виртуозностью.

— Я это запомню.

— Не делайте мне больше кофе, — попросил Фалькон. — Мне надо поспать. Возможно, нам следует поговорить еще раз, после того как вы найдете время на то, чтобы подумать о том, что я вам сказал, и после того, как я начну работать с Риверо, Зарриасом и Карденасом.

Аларкон проводил его до входной двери.