Тайные убийцы

— Долбаными марокканцами, — ответил тот. — Паршивыми ублюдками. Мы за ними наблюдаем все это время, с одиннадцатого марта, и мы все думали… когда же следующий раз. Мы всегда знали, что он будет, следующий раз.

— Кто это — «мы»?

— Ну ладно, я. Я так думал, — сказал Фернандо. — Но я знаю, что я не один такой.

— Не думал, что между различными общинами такие плохие отношения, — заметил Фалькон.

— Потому что вы никогда не жили в таких «общинах», — бросил Фернандо. — Я смотрел новости. Там всякие милые люди утешают нас, говорят, что все в порядке, и про какой-то диалог мусульман и католиков, и про какой-то «процесс исцеления». Это все бред, вот что я вам скажу. Мы живем в страхе, все время всех подозреваем.

— Даже несмотря на то, что вы знаете, что среди мусульманского населения лишь очень немногие — террористы?

— Нам так говорят, но мы этого не знаем, — ответил Фернандо. — И потом, мы понятия не имеем, кто они. Может, кто-то из них стоит рядом со мной в баре, пьет пиво и ест хамон.[43] Да, некоторые из них даже это делают. Едят свинину и пьют спиртное. Но, похоже, они так же готовы себя взрывать, как те, кто всю жизнь елозит носом по полу в мечети.

— Я пришел не для того, чтобы вас разозлить, — произнес Фалькон. — Вам и без того есть о чем подумать.

— Вы не злите. Я сам злюсь. Я уже долго злюсь. Два года и три месяца. Глория, моя жена…

Он замолчал. Он отвернулся. Рот у него разбух от слюны. Ему пришлось ухватиться за раковину, чтобы справиться с физической болью. Прошло несколько минут, прежде чем он сумел собраться:

— Глория была хороший человек. Она верила, что в каждом есть что-то хорошее. Но ее вера не защитила ее и не защитила нашего сына. Ее убили те, за кого она заступалась, точно так же как они убивали тех, кого они ненавидели и кто ненавидел их. В общем, хватит. Мне надо вернуться к дочке. Я знаю, вы не нарочно пришли, чтобы меня тут застать. Вам и так есть чем заняться. Так что спасибо вам за… за вашу заботу. И удачи вам с вашим расследованием. Чтобы вы нашли убийц раньше, чем их найду я.

— Звоните мне, — сказал Фалькон, протягивая ему свою визитку. — В любое время, хоть днем, хоть ночью, по любому поводу. Если вы почувствуете злость, подавленность, агрессивность, одиночество или просто голод, позвоните мне.

— Я думал, вашим запрещены всякие личные контакты.

— А еще я хочу, чтобы вы сообщили мне, если на вас выйдут члены группировки, которая именует себя «ВОМИТ», так что нам будет вдвойне полезно поддерживать связь.

Выйдя из туалета, они пожали друг другу руки. По ту сторону стеклянной стены зеленые кривые на экранах измеряли жизнь девочки. Фернандо помедлил, прислонившись к двери.

— Только один политик со мной сегодня поговорил, — сказал он. — Я видел, как все они расхаживали перед камерами вместе с жертвами и их родными. Это было как раз когда Лурдес делали операцию на черепе, так что у меня было время посмотреть на их представление. Меня только один нашел.

— И кто же это был?

— Хесус Аларкон, — ответил Фернандо. — Никогда про него раньше не слышал. Новый вождь «Фуэрса Андалусия».

— Что он вам сказал?

— Он ничего не говорил. Он слушал. И я не заметил рядом ни одной камеры.

Небо над старым городом сгустилось до лиловости — как побледневшая было кожа вокруг свежей раны, начинающей по-настоящему болеть. Фалькон вел машину автоматически, его мысли были сосредоточены на неразрешимой проблеме: взрывается бомба, убивает, калечит, разрушает. После того как осядет пыль и уберут трупы, остается немыслимое политическое и социальное смятение, когда на поверхность выплескиваются эмоции и, подобно тому как ветер шевелит податливую траву равнин, то или иное влияние может направить умы людей в ту или иную сторону, превратив их из тех, кто мирно-потягивает пиво, в тех, кто яростно колотит себя кулаками в грудь.

Три человека из СНИ ожидали Фалькона возле его дома на улице Байлен. Он припарковал автомобиль перед дубовыми дверями. Все они пожали ему руку и направились вслед за ним в патио, которое выглядело в эти дни несколько запущенным: Энкарнасьон, экономка, была уже не так сноровиста, как раньше, а у Фалькона не было денег на ремонт. И вообще он привык получать удовольствие от того, что окружающее домашнее пространство делается все более обшарпанным.

Он расставил вокруг мраморного стола в патио несколько кресел, волоча их по полу, и на какое-то время оставил людей из СНИ слушать журчание воды в фонтане. Вернулся он с холодным пивом, маслинами, каперсами, маринованным чесноком, хрустящим картофелем, хлебом, сыром и хамоном. Они поели, попили, поговорили о шансах испанской сборной на чемпионате мира в Германии: вечно одно и то же — команда, состоящая из гениальных игроков, и надежды, которые никогда не сбываются.

— Вы понимаете, почему мы захотели с вами поговорить? — спросил Пабло, который казался теперь более расслабленным, не таким неусыпным наблюдателем.

— Это имеет отношение к моим марокканским связям, как мне сказали.