Из объяснений русского следовало, что он давно понял, что попал в «медовую ловушку», расставленную ему американцами, и заверил цэрэушника, что, в конце концов, его любовь к Лепите не помешает сотрудничеству с ЦРУ.
В последующем, когда Огородник, формально «узаконит» свои отношения с Центральным разведывательным управлением, ему будет присвоен оперативный псевдоним Кнайт и его примет на личную связь глава американской резидентуры в Боготе, высказанное им признание поначалу будет обращено… против него.
Резидент ЦРУ в Колумбии Джонатан Уилс, памятуя о намерении Огородника инициативно вступить в контакт с кем-либо из сотрудников ЦРУ, постоянно в ходе явок твердил, что не верит в его искренность и лояльность, а однажды прямо в глаза сказал Кнайту, что тот лжец и «двурушник», так как по совместительству работает на КГБ.
Огородник, до этого терпеливо подчеркивавший, что он — «чистый» дипломат, вдруг сорвался на ругательства в адрес своего куратора, а когда наконец совладал со своими эмоциями, то с обескураживающей готовностью согласился со всеми обвинениями:
— Да, вы правы, я — майор госбезопасности, а моя настоящая фамилия Пронин… Неужели не слышали? А между тем в Советском Союзе меня, майора Пронина, знает каждый школьник… Как же вы так опростоволосились, мистер Уилс?!
После этого Огородник выдал пришедшему в восторг от своей прозорливости оператору — расколол-таки! — подробности проведенных им в Боготе операций, которые, разумеется, были не чем иным, как «сорока бочками арестантов»…
Сорвался Огородник по одной простой причине: ему на память пришли события пятнадцатилетней давности, когда его вербовал сотрудник Особого отдела КГБ (военная контрразведка) капитан Матрёшкин, курировавший часть, в которой Александр проходил срочную военную службу.
В тот осенний вечер рядовой первого года службы Огородник никаких подвигов не планировал. Вернувшись в казарму после суточного наряда на кухне, он, не снимая сапог, в изнеможении повалился на койку. Спящего Огородника растолкал дневальный и приказал срочно явиться в штаб полка.
В красном уголке штаба, под портретами Ленина и Хрущева, его уже поджидали замполит подполковник Недрыгайло и капитан из Особого отдела КГБ полка по фамилии Матрёшкин.
Последний фазу взял инициативу в свои руки:
— Ну что, рядовой Огородник, настала пора доказать свою преданность идеалам Великой Октябрьской социалистической революции, Коммунистической партии, советскому правительству и так далее… Ты как, готов?
— Так точно, товарищ капитан, всегда готов! — вытянувшись по струнке и недоумевая, почему в столь поздний час двум офицерам из начальствующего состава полка вдруг пришло в голову выяснять его преданность партии и правительству.
— Это хорошо, что готов, — сказал Матрёшкин, вперив в рядового пронзительный взгляд психиатра. — Тут дело вот какое… По мере нашего победоносного продвижения к вершинам коммунизма наймиты империализма, вражеские разведки, намерены вставлять нам палки в колеса, н-да… Всячески вредить и подрывать нашу боеспособность, тем более здесь, в Группе советских войск в ГДР, н-да… Так вот, чтобы вовремя получить сигнал о готовящихся диверсиях и провокациях, мы, посоветовавшись, решили дать тебе секретное задание… Ты как, готов его выполнить?
— Так точно, товарищ капитан, всегда готов!
— Да что ты заладил, «всегда готов», «всегда готов»..: Ты уже не пионер… «Всегда готов»… Ты — рядовой Вооруженных Сил Советского Союза! Поэтому надо думать перед тем, как отвечать, а не только уметь сапоги чистить с вечера, чтобы поутру надевать их на свежую голову… Почему, кстати, у тебя сапоги не начищены?
— Виноват, товарищ капитан! Я только что из наряда по кухне вернулся. Не успел почистить…
— А в постель в сапогах уже успел упасть, а?! Ты не думай, что на простачка нарвался, мы в Особом отделе о тебе все знаем… И как за буфетчицей Нюркой ухлестываешь, и как деньги на зубную пасту да на немецкое мыло собираешь, вместо того чтоб на водку марки потратить… Увлекаешься, значит, коллекционированием иностранных вещей, перед Западом преклоняешься? Ну-ну, смотри мне! В общем, нам все про тебя известно! Но разговор сейчас не об этом… Нужна твоя помощь, н-да…
Александр был в недоумении: если уж особисту, или, как его между собой называли солдаты, «особняку», все известно, то при чем тут он, рядовой первогодок?! Но виду не подал, решил дослушать до конца.
— Ты как, не против помочь Особому отделу?
— Никак нет, товарищ капитан!
— Что-то я не понял этого твоего «никак нет»! Никак нет — это твое «да», или никак нет — это твой отказ, а, рядовой Огородник?!
— Никак нет, товарищ капитан, я не против помочь Особому отделу! — отрапортовал Александр, у которого от страха в три ручья катил пот по спине.