Тайные войны спецслужб

Поняв, что своими разоблачениями роли КГБ в вопросах формирования международной политики он никого не сумеет заинтересовать и обеспечить к себе благорасположение британских властей, Коротков полностью отдался своей истинной страсти, которую глубоко скрывал от своих наставников из КГБ, — гомосексуализму.

Когда возраст взял свое и Коротков, дряхлый эстетствующий педераст, уже никого не мог соблазнить, он занялся писательской работой.

Из откровений, изложенных в его книге, вышедшей в Англии, явствовало, что он был попросту влюблен в французского военного атташе, а бежал из СССР потому, что не мог находиться там, где нашел свой конец предмет его страсти. В частности, в своем опусе Коротков признался, что с первой минуты знакомства с Либо, едва только встретившись взглядами, они поняли, что созданы друг для друга.

С истерическим надрывом перебежчик живописал, как его всегда тянуло к крупным, физически развитым мужчинам, от которых пахло крепким кофе, табаком, несло перегаром… и неутоленной похотью. И хотя до физической близости с французом Коротков познал не одну женщину, однако истинного наслаждения в обладании ими он никогда не испытывал. С его слов, ему надо было стать жертвой садистски-жестокого изнасилования, побывать в руках этого необузданного зверя Гибо, чтобы понять смысл и определить для себя вектор собственной сексуальной жизни…

В своей книге Коротков исполнил хвалебную оду демократии в Англии, где гомосексуализм из «болезни аристократов» превратился в общепочитаемое явление, доступное мужчинам всех социальных слоев. Подчеркнул, что это явилось для него основным побудительным мотивом, чтобы не вернуться на родину и остаться именно в Англии.

Если противник не сдается, его…

Способ реализации принципа незабвенного капитана Жеглова «вор должен сидеть в тюрьме» напрочь отрицается мягкотелыми кабинетными правоведами, а в среде юридически безграмотных граждан вызывает жаркие дебаты.

А между тем в скрытом противоборстве спецслужб этот, казалось бы, неразрешимый вопрос давно переведен из области теоретических дискуссий в практическую плоскость и решается отнюдь не в духе рыцарских турниров, а в соответствии с установкой одного современного классика шпионажа; «разведка и контрразведка взывают к самым низменным страстям и устремлениям и успешно ими используются. В этом — их высший разум».

«На войне как на войне» — для достижения результата все средства хороши, когда они наносят урон противнику, даже если на первый взгляд выглядят неэстетичными…

Полковник Кудрявцев, ветеран внешней разведки СССР

Где-то через полгода после того как японский разведчик, капитан III ранга Кэндзи Миядзаки прибыл в Союз и уютно устроился «под корягой» — прикрытием — второго секретаря посольства Японии в Москве, КГБ предпринял первую попытку «потрогать его за вымя» — выяснить уровень профессиональной подготовки, настроение, привязанности, сильные и слабые стороны, чтобы определить возможность использовать его в наших интересах. Даешь агента в каждом посольстве стран главного противника!

Начали с того, что подвели к Миядзаки «ласточку», которой была поставлена одна задача: совратить! Ловкий японец сделал вид, что готов обеими ногами забраться в капкан, но в итоге в него угодила сама обольстительница, да так, что потребовались усилия целой службы Комитета, чтобы ее оттуда вытащить. Вслед за «ласточкой» на горизонте объекта появился «голубь сизокрылый» — смазливый мальчонка нетрадиционной сексуальной ориентации. И опять промашка. Впервые обкатанный десятилетиями механизм стал давать сбои. А ведь на женщинах и на «голубых» ломали и неподкупных аристократов — англичан, и бесшабашных французов, а тут все наоборот. То ли культура другая, то ли выучка не та…

Зашли с другой стороны. Однако и на операциях с валютой и антиквариатом подловить Миядзаки не удалось, как ни пытались. На них «горели» и арабы, и турки, и африканцы, а тут вдруг никак..

Использовались все традиционные чекистские наработки, которые бы толкнули любого другого иностранца в объятия советской контрразведки, но к японцу они оказались неприменимы. Он доказал, что у него иной уровень мышления, иная шкала ценностей, да и вообще, иное отношение к пребыванию на государственной службе.