Тайные врата

– Не знаю я… Я же не так хорошо знаю французский, как ты! В любом случае, места совсем мало. Одно слово, несомненно. К тому же очень короткое…

– Умница, Дэн! Предлог, не больше того. И здесь я вижу только два варианта: «в» и «из». Но оба они приводят нас к одному выводу!

Я не дал тебе закончить. Я понял.

– Герцогиня говорит не о входе «под землей», но о входе «в подземелье»! А это значит, что в тайную комнату не один вход, а два!

21

На Голд Бич был отлив, полностью открывший огромные бетонные сооружения, построенные союзниками для высадки десанта. Эмма любила этот уголок, который в отличие от множества других приморских мест до сих пор не был захвачен продавцами недвижимости. Ей нравилось подниматься на тропинку на самом верху мыса и смотреть на деревню, съежившуюся под шиферными крышами. Или, как сегодня, проводив Валери в отель, медленно идти к воде…

Чем дальше Эмма отходила от парковки, тем отдаленнее становились гудки клаксонов, отчетливо слышался лишь сиплый крик чаек. Дойдя до мокрого песка, Эмма сняла сандалии. Под ногами она чувствовала прохладную ласку легких прикосновений воды, приятное покалывание от ракушек.

Эмма дошла до края волн и остановилась. Она вдруг вспомнила фильм «Спасти рядового Райана». С тех пор как Эмма его посмотрела, она не могла избавиться от жуткой картины: разорванные на куски солдаты, трупы после боя утром 6 июня 1944 года. Первые полчаса фильма довели ее почти до состояния тошноты. Дальше ее стал раздражать даже не сам сюжет – женщина пытается разыскать четырех сыновей, пропавших во время войны, – а нечто другое, незримо скрывавшееся за этим. Брэд подразнивал ее, пытаясь отыскать подспудные причины ее раздражения. И, как всегда, не упустил возможности связать это с Ребеккой: он так хотел, чтобы она сказала дочери правду…

Эмма сердилась – она обещала сказать все Ребекке, когда той исполнится восемнадцать. Но не раньше. Почему Брэд так торопится? Кроме того, он-то что знал о ее материнских чувствах? Когда они познакомились, у него уже было двое детей, и Брэд никогда не заводил разговора о совместных детях. В чем он ее упрекал? В бесчувственности к смерти ребенка?

Смерть – она часто думала о ней, но никогда не говорила об этом с Брэдом. С Бареттом – да. Эмма предполагала о существовании жизни после смерти. Дэн в свойственной ему манере заявлял, что он агностик. «В деле предоставления ресурсов, – сказал он однажды, – религия не слишком эффективна. Воскресенье можно провести с большей пользой, нежели за прослушиванием мессы». Что стало с Дэном после гибели? Где сейчас его душа? Эмма вспомнила их последний разговор на эту тему. Они были в Аргентине, в Ушуае, спустя несколько месяцев после рождения его дочери Мэри. Дэн всегда был абсолютно убежден, что в разуме человека нет ничего, что нельзя будет однажды перевести в компьютерную программу, разложить на последовательность нулей и единиц.

– А эмоции, чувство матери к ребенку, например? – возразила Эмма. – Сейчас, я уверена, ты должен это понимать.

Баретт оставался непреклонен:

– Однажды сумеют разложить ум человека, как раскладывают программу. Но ты права, настоящий вопрос – цель существования программы. Зачем ее создали? С какой целью задумали? Для кого? Иногда, когда я слежу за человеческим разумом, – продолжал он, – меня настигает удивление, более свойственное религиозному экстазу, чем трезвому научному анализу.

Эмма опустила глаза, слезы катились по ее щекам. Наконец-то слезы! Она с каким-то облегчением ощущала их соленый вкус на губах. Эмма не пыталась взять себя в руки. Даже если бы она захотела сдержать безмерную тоску, захлестывающую ее, то не смогла бы.

Эмма решила еще немного посидеть на скале, подтянула колени к груди, обвила их руками и уткнулась в них лицом. Ее всхлипы терялись в шуме прибоя. Она просидела так полчаса, замерев, позволяя душе освободиться от печали.

Когда Эмма пришла в себя, море было еще далеко. Она наклонилась и взяла в руки горсть миниатюрных разноцветных ракушек, сверкавших на солнце. Она смутно понимала, что единственный способ продолжать любить Дэна – верить в него. Он, несомненно, предвидел, что произойдет сегодня. Баретт был человеком рассудка, а не эмоций. Он, установивший в «Контролвэр» правило всегда хранить в кассе сумму, равную годовой выручке, чтобы в любой момент справиться с любой проблемой, – не мог не оставить кому-нибудь где-нибудь ключ от backdoor. Но кому? И где?