Тайные врата

The show must go on, подумала Эмма, спрашивая себя, что она здесь делает. Спектакль должен продолжаться, как раньше, во время Олимпийских игр в Атланте. «Ни в коем случае не поддаваться панике»; «Лучший ответ террористам – показать, что мы не запуганы»; «Демократия сильнее, чем враги демократии» и так далее, и тому подобное. После 11 сентября Эмма сотни раз слышала эти проповеди. До сих пор она была согласна с философией, которую они несли… До сегодняшнего дня…

Это сильнее ее. Образ Дэна не отпускал. Серия вчерашних атак, хаос в отеле, смерть шведской музейной хранительницы и прежде всего откровения Пьера порой затмевали главное, но она не переставала думать об этом: Дэн умер.

Game over, сказал бы он саркастично.

Фондовая биржа NASDAQ оплакивала самого преуспевающего бизнесмена, когда-либо известного миру. В Африке, в Азии – везде произносились скорбные речи по поводу смерти самого щедрого мецената. С помощью своего фонда Дэн сделал для борьбы с бедностью больше, чем все правительства вместе взятые.

Эмма без слез оплакивала мужчину, с которым она делилась самым сокровенным. Сколько часов, сколько дней, если сложить их вместе, они проговорили? Обо всем – о мелочах и о грандиозном, и, в свое время, о революции Интернета, глобализации и клонировании человека. Когда они оставались вдвоем, только и делали, что говорили. В машине, в самолете, на пляже, на вершине гор… В постели тоже… Когда она покупала журнал, он спрашивал: «Боишься, что станет скучно со мной?» Это вызывало у нее приступы смеха. Им никогда не было скучно вместе.

Дэн мертв. В голове не укладывается.

Когда ощущение шока отходило на секунду, врожденный прагматизм Эммы снова направлял ее мысли к Дэну: неужели он в самом деле спрятал, как утверждает Пьер, ключ, который закрывает пресловутую backdoor Shadows, и, если да, кому передал его? Она упрекала себя за то, что никогда не говорила с ним об этом. Эмма хотела быть полезной ему в последний раз, показать, что она с ним, несмотря на его смерть. Предложить миру это высшее доказательство дружбы. Продолжить Дэна.

Сейчас, закончив доклад, Эмма спешила уйти. Вопросы из зала лишь заставляли ее повторять другими словами то, что она уже сказала. Теперь ей требовалось сконцентрироваться, чтобы понять последовательность акцентов – африканский, южноамериканский, русский, китайский.

Во втором ряду поднялась дама с русыми волосами.

– Позвольте мне замечание.

«Shit, – ругнулась Эмма про себя. – Еще одна желающая поделиться своей биографией».

Участница уже взяла микрофон и начала говорить:

– Мадам Шеннон, я внимательно слушала то, что вы сказали. Анализ правильный, но позвольте мне рассказать личную историю, связанную с…

Последовал монолог. Ведущая перебила говорившую:

– Мадам, могу я попросить вас перейти к вашему вопросу?

– Серьезный вопрос, стоящий за вашей презентацией, мадам Шеннон, в том, что необходимо знать современную и более правильную теорию, чем психоанализ, чтобы объяснить…

Эмма нетерпеливо постукивала ногой. Она наизусть знала такие утверждения, типичные для человека, который хотел не получить ответ, а блеснуть эрудицией сам.

Больше вопросов не было. Ведущая объявила об изменениях в программе последнего дня. Пришлось закрыть или объединить несколько семинаров. Эмма не стала дожидаться конца объявлений и спустилась к Валери, делавшей ей знаки. «Она неплохо выглядит, – подумала Эмма. – И прическа лучше, чем вчера в ресторане».

Едва Эмма направилась к подруге, как к ним присоединился какой-то мужчина. Невысокий, полноватый, в потертой черной куртке поверх белой футболки. Журналист, подумала Эмма. Он обратился к ней по-английски:

– Добрый день, мадам Шеннон. Меня зовут Франсуа Флавиа, я корреспондент франкоязычного еженедельника Le Temps.

«Бинго», – подумала Эмма.

Журналист продолжал:

– Я готовлю статью о «Контролвэр». После того как объявили о смерти Дэна Баретта, акции на бирже упали. Хотел спросить, какое, по-вашему, будущее ждет компанию?

«Дэн»… «смерть»… «Контролвэр»… – эти слова всколыхнули в Эмме глубокую печаль и смятение. Она постаралась хотя бы внешне выглядеть спокойной и невозмутимой.

– I don't want to comment on that, – ответила Эмма резко.

«Никаких комментариев».