Тайные врата

Пьер Шаванн, улыбаясь, подошел к Эмме и Валери. Он заметил Эмму сразу, как только она вошла – в темном комбинезоне с воротничком в стиле Мао, подчеркивающем плечи и уменьшающем талию, она явно выделялась на общем фоне. Зеленая ткань подчеркивала цвет глаз. Длинные каштановые волосы заплетены в толстую косу. В уголках глаз чуть заметные морщинки, овал лица не такой четкий, как раньше.

Стараясь ничем не выдать своего волнения, Эмма поцеловала его в щеку.

– Я видел твое имя в программе, но не решился позвонить.

– А надо было бы!

– Так ведь ты же теперь звезда…

– Издеваешься?

Эмма никогда не могла понять, когда он подшучивает над ней, а когда говорит серьезно. Это обстоятельство только усиливало неловкость, которую она чувствовала в его присутствии. Эмма всегда считала его красивым, но слегка «неотделанным после распалубки», как выражалась ее мать о провинциалах. У него была репутация человека, который говорит людям то, что думает о них, но Эмма никогда не могла понять, что являлось причиной этого: то ли бестактность, то ли откровенность.

– Пойдем, Эмма, я представлю тебя своим знакомым. Она колебалась. Неудобно отказаться. Валери подмигнула ей и поспешила уйти.

– Ладно, ненадолго, – согласилась Эмма – Еще не отошла от перелета, слегка покачивает, – соврала она.

– Ты, значит, мелатонин не принимала? – ответил Пьер. – Какая удача!

Музыка заглушила ответ Эммы, а Пьер уже шел в глубь зала. Эмме ничего не оставалось, как последовать за ним. Она ужасно не любила клубы. Каждый визит в подобное место с друзьями был для нее пыткой. Под конец первого часа ее начинало выворачивать от шума, суеты, запаха духов и пота, деланного смеха, звонков мобильников, позвякивания бокалов и браслетов от Гермеса, фальшивых улыбок и искусственных, ничего не значащих фраз. Пока Пьер представлял ей своих коллег-мужчин и двух женщин, видимо, случайных знакомых – Эмма узнала в них ассистенток с Конгресса, – она наблюдала за ним. Пьер ничуть не изменился. Все то же обманчивое сходство с Расселом Кроу.

Лицо немного осунулось, морщинки вокруг рта стали заметнее. Но все те же ореховые глаза, черные волосы, густые пряди которых он так и не научился приручать, и прежняя немного несуразная манера покачиваться с одной ноги на другую. Обаятельный, несомненно, хотя и немного зажатый. В отличие от оригинала в нем не было ничего от bad boy.

К счастью, он даже отдаленно не представлял, о чем она думает.

На мгновение ей показалось, что он представит ее как давнюю любовницу Дэна Баретта, – с него станется.

– Ты знаешь, что случилось, почему не работает связь? – спросила она, пытаясь сменить тему.

Ответ Пьера не открыл ей ничего нового. Беседа – точнее, то, что ее заменяло в таком-то шуме, – вертелась вокруг систем сетевой безопасности и через несколько минут съехала, Эмма не поняла почему, на вопросы сексуальности нормандцев. Техники болтали со своими соседками. Одна из девиц, уже довольно пьяная, висела на плече Пьера, который тыкал в свой Palm Pilot и, казалось, не замечал ее присутствия. Эмме все это порядком надоело, и она собралась уже уходить, как какой-то ладно скроенный усач, сальные шутки которого перекрывали музыку, пригласил одну из девиц на танец. Его сосед слева – лет пятидесяти, выдвинутый подбородок, толстые очки, – предложил Эмме последовать их примеру. Она вообще-то всегда отказывалась от таких приглашений, потому что не любила танцевать. Но сейчас, удивляясь сама себе, безропотно последовала за партнером.

Они продержались три роковые композиции из sixties, выбранных с учетом возраста гостей. Время от времени Эмма бросала взгляд на Пьера – он танцевал с девицей, которая кокетничала и прижималась к нему. Он отталкивал ее, смеясь.

Когда Пьер пригласил на танец Эмму, она подумала, что он просто хочет избавиться от своей слишком навязчивой поклонницы.

И все равно пошла за ним. Она танцевала с Пьером когда-то раньше и сейчас вспомнила их разгульную вечеринку после семинара, который проводила «Супра Дата» в Марракеше, за год до ее отъезда в США.

Когда она возвращалась с той вечеринки, ей приснился странный сон, который Эмма помнила до мельчайших подробностей.

Вообще-то сны ей не снились никогда. То есть считается, что сны снятся всем, но она своих не помнила. Эмма завидовала людям, которые, проснувшись, могли в подробностях рассказывать свои сны.

Но однажды ей приснился сон. Всего один раз. Один-единственный за все тридцать восемь лет! Году в девяносто третьем или девяносто четвертом. Позже Эмма пыталась вспомнить, что вызвало этот сон. Как советовали психологи, она положила на прикроватную тумбочку блокнот и карандаш, чтобы записывать мысли, которые придут ей в голову по пробуждении, между двумя циклами сна. Тщетно. Она ставила будильник на середину ночи – сегодня на два часа, завтра на три, – чтобы было проще ухватить собственное бессознательное. Безрезультатно.