Продолжая мысль, Орешкин пишет: «Становится просто немыслимым ПОДОГНАТЬ сюда грамматически строго согласованный, совершенно четкий по смыслу взаимосвязанный текст, к тому же текст – с этими, столь восхитительно древними и в то же время столь нам близкими и родными грамматическими формами. ЭТОГО НИКОМУ НЕ УДАСТСЯ СДЕЛАТЬ
» (ОРЕ, с. 76). Сказано весьма патетично и теоретически верно. Но только теоретически, когда мы имеем дело со сложными грамматическими конструкциями. А у Орешкина текст получился таким, что эти «родные и близкие грамматические формы» невооруженным глазом совершенно не видны. Возможно, что я неправ, тогда пусть судит сам читатель: ЗТЕ ЖБИТЯСИ ЗАБИВЕЖИТИ ЗПУТАТИ МОЗЕСИЯ А ПЯБИЗИ ЗИТЕЗИ ВЕПЯЗИ ЖАБИТЯТТТА МОЗЕСИЯ ЗАТЕЧИ ИМОСИ МОЗЕСИ ЧИТТТАТ ИТИ РУЖЕВЕЖИ ЧИРИСИ ПЯВЕСЯСЯ ВЛОААСИ ЧИРАЖАШИ ЛЕЗТИ ВЛАЗИ ЖАСИРАВИЯ ПЯЧИЗИХИ РУЧИ ЗАПЯБИСЯ ТЮАРШАЖАЯ РАБИВАТИ ВЗАТЕША ЗЛЯТАТИ (ОРЕ, с. 77). Такова первая сторона диска. Все это напоминает список глаголов, деепричастий и наречий, но никак не распространенные подчиненные и сочиненные предложения. Возьмем, например, словечко ТЮАР Предлагаю читателю определить часть речи, учитывая, что это славянское слово. Существительное? Тогда у него должно быть прилагательное. Какое? ШАЖАЯ? Но если ТЮАР ШАЖАЯ, тогда это существительное женского рода, а, следовательно, она должна быть ТЮАРА. Орешкин переводит эти два слова как КОРОНУ САЖАЯ, но в таком случае он понимает ТЮАР как ТИАРУ, а слово ТИАРА, во-первых, не славянское, во-вторых, будучи заимствованным в русский язык, стало словом женского рода, в-третьих, все-таки начинается с ТИ, а не ТЮ.«Перевод» этого набора слов тоже интересен: ЧТО СБЫЛОСЬ, ЗАБЫЛОСЬ. – Красиво! Но ведь если Ж во втором слове – это С, то в третьем слове ЗАБИВЕЖИТИ надо понимать как ЗАБИВЕСИ ТИ, то есть ЗАБЫВАЕТСЯ ТЫ. В таком случае будет фонетически точное соответствие. Но при этом разрушается согласование с точки зрения грамматики, и «родные и близкие грамматические формы» просто «плывут». ЗПУТАТИ МОЗЕСИЯ в таком случае надо переводить, как СПУТАТЬ МОЖЕШЬ Я – опять вопиющее грамматическое несоответствие. Орешкин выбирается из него, переводя СПУТАТЬ МОЖНО. Как видим, произвол в составлении силлабария, который выплескивается у него при чтении, он компенсирует произволом в «переводе», где несогласующиеся грамматические значения он замазывает так, чтобы получилась видимость смысла. И его фраза о том, что «становится невозможным ПОДОГНАТЬ… взаимосвязанный текст, ЭТОГО НИКОМУ НЕ УДАСТСЯ СДЕЛАТЬ»,
к сожалению, оправдывается – самому Орешкину эту подгонку сделать тоже не удалось. Фонетические замены, которые он сам же делает, тотчас разрушают согласованные им самим (но не автором надписи) грамматические конструкции. Никакой взаимосвязи фонетики и грамматики при этом не наблюдается. Следовательно, дешифровка выполнена неверно.Другое направление развития метода.
Таким образом, первое направление развития и совершенствования метода акрофонии у Орешкина состояло в переходе к акрофонии открытого слога. Второе направление он только обозначил на одном палеолитическом изображении, где на каменном барельефе из Франции изображена обнаженная женщина с рогом (возможно, вина), который она, однако, держит горизонтально в правой руке выпуклостью вниз. Глядя на этот рисунок, Орешкин рассуждает так: «Этому каменному барельефу, найденному во Франции, пятнадцать ТЫСЯЧ лет (возможно, что он намного старше!). Изображение ЧИТАЕТСЯ ПО-ДРЕВНЕСЛАВЯНСКИ. В руке рог – это слог РО. Женская фигура – ЖЕНА. Все вместе – РОЖЕНА – РОЖДАЮЩАЯ, РОДИТЕЛЬНИЦА» (ОРЕ, с. 141).Суть этого второго подхода состоит в том, что теперь акрофонии подвергаются не знаки письменности, а элементы рисунка, барельефа или скульптуры. Возникает вопрос: может ли рисунок или скульптурное изображение нести в себе элементы письма, тем более такое древнее, как палеолитическое. Мой ответ, возможно, покажется читателю удивительным, я отвечаю ДА! Более того, я уже многократно демонстрировал то, что рисунки античного времени содержат в своих штрихах и изгибах элементы письма, то есть письменные знаки. Так что эта сторона творчества Орешкина у меня не только не вызывает сомнения, но, напротив, пробуждает бурную радость настолько, что я готов записать его в одного из предшественников метода криптопиктографии.