Тайные знаки

Кран выдвинулся наискось вверх, и кинооператор завис прямо над кабриолетом. Завершив шести- или семидесятый круг, машины унеслись прочь. Грохот выстрелов и вой моторов затерялся в старых кварталах Монмартра… 

«Как в Рождественнской сказке?»

Как водится, Репеич (или не Репеич, а Кабан Нарышкин) что-то напутал, и поездка отложилась еще на неделю. Впрочем, это не повредило проекту нисколько. «Роботы» успел еще несколько раз отрепетировать программу. Теперь уже с барабанщиком.

И правильно, потому что ни один нормальный басист в «Роботы» идти не хотел. А Эдик и правда — гитару в руки никогда не брал. Хотя Митяй не соврал, личико у парня было хоть куда: злые губы на добром лице с распахнутыми настеж огромными глазами, и два шрама, аккуратненькие беленькие полосочки (на шее и на лбу). Они нисколько не портили лицо новичка, даже наоборот — такие парни нравятся всем — и девкам и не девкам. Танцоры сразу закружили вокруг новенького, но тот был скользок, как угрь. Обещал всем, а потом все забывали, о чем шла речь.

На прощанье Стрельцова набуздырялась на безнике у Дана в «Манхеттене». Заработала последнюю пару сотен и набуздырялась. Так что в аэропорт она ехала никакая.

Все сели парочками, а Катьке досталось место на отшибе. Почти у самого дабла. Тем лучше — тайком от Репеича она смахнула с телеги стюардессы рюмку коньяка, и сладенько проспала половину полета.

А когда Стрельцова проснулась, она поняла, что внизу — рай.

Взлетели они в Шереметьево из плотного облака облачности, а прямо над Европой, над маленькой смешной Европой сияло ясное детское солнышко с рисунка. И оно ласкало золотистыми лучиками палисадничек Европы. Аккуратненький красивый палисадничек, расчерченный по линеечке на зеленые лоскуты, розовые, песочные и коричневые полоски. Между этими полосками изредка были красивые ровные дороги, мостики через речки, белые домики с красными крышами — детская заводная железная дорога из Германии.

Была такая у одного одноклассника Катеньки Стрельцовой. Его папа был военным, и до Саратовской дырени служил несколько лет в тогдашнем ГДРе. Оттуда и привез сынуле подарочек.

Стрельцова смотрела в иллюминатор и не верила, что так — может быть на самом деле.

— Привет! — сказал Эдик и подсел к Катьке. — Ты была в Париже?

— Не-е… — протянула Катька и растерянно улыбаясь оглянулась на басиста. — А ты?

— А я был.

— И там всегда так?

— Да.

— Как в рожественской сказке? — не могла никак прийти в себя певица.

— М-м-м… да! Пожалуй, так, — сказал Эдик и вытащил из кармана справочник для туриста. — Давай посмотрим, куда мы пойдем сначала!

Он распахнул карту.

Узлы событий

Изредка сверяясь с картой, Марго брела по какой-то длинной улице, потом по виадуку, под которым расходился веер железнодорожных путей, потом по мостику через канал. На той стороне навстречу ей попалась масса мужчин одетых в черные пальто, черные плоские шляпы и с кудрявыми завитками по бокам смурных лиц. Марго остановилась, пораженная зрелищем, и не сразу догадалась, что это просто еврейские мужчины идут из Синагоги, которая, должно быть, где-то тут рядом. Впрочем, ее растерянность можно было понять — такое количество продвинутых евреев она видела впервые в жизни.

Миновав черную толпу, Марго проследовала в небольшую улочку, где в очередной раз оскандалилась — из ворот выезжал красивый черный «Линкольн» с затененными чистенькими стеклами. Коша как нормальная русская идиотка шарахнулась в сторону, но водитель, еле видимый за дымкой стекол, заулыбался и знаками всячески настаивал, чтобы девушка двигалась первой. А дымка стекла делала улыбку водилы похожей на сфуматто времени, которое изменяет цвет лака, покрывающего старинную живопись. Марго торопливо перебежала перед огромным плоским капотом, и «Линкольн» с нежным фырчанием скрылся за поворотом улочки. Еще около сотни метров Коша передвигалась по тротуару в безсознательном состоянии, сгорая от стыда за свою колхозность и страдая от недоступности того мира, которую только подчеркнула приятная улыбка хозяина «Линкольн».

Кошу мучила одна вещь. Аурелия объявила ей с утра о том, что вечером у нее вечерина по поводу дня Рождения, и следовало же что-то подарить француженке.

Ау, конечно, хотела бы стать обладательницей одной из начатых работ Марго. Именно на это она и намекала, когда вечером мило объявила о вечеринке. Но именно этот вариант ни в коей мере не мог устроить Кошу. Двадцать работ в месяц, которые надо сделать для Жака и так нелегкая задача! Восемь часов в день на четырех костях — не каждый выдержит. Поэтому ясно, что Марго пыталась увернуться от выполнения желания Ау.

Если бы были деньги, можно было бы купить какую-нибудь дребедень типа альбома по искусству Древнего Египта. При страстной любви Аурелии к этой теме, альбом вполне заменил бы желанный ею холст.

Но альбом стоил неимоверных денег. Таких у Марго не было.

Она собралась выйти из дома и купить хотя бы цветы, но, одевая куртку, засула руку в карман и обнаружила там колечко-змейку, подаренное Роней и рубин, найденный уже в кармане Ритиной куртки.