Смерть Горича вызвала некоторое замешательство в рядах атакующих. Бездыханное тело Ивана Петровича положили на два ружья, и так, держа его словно на носилках, четыре человека понесли бригадира в лагерь. Начальство над колонной принял полковник Сытин из Фанагорийского гренадерского полка.
– Ребята! – закричал он, обернувшись к солдатам. – Отомстим бусурманским собакам за смерть любимого командира! За мной! Вперед!
Между тем генерал-поручик Самойлов, отрядив часть войск к двум крепостным воротам – Хасан-Пашинским и Стамбульским – с остальными присоединился к пятой и шестой колоннам и вместе с ними первым вступил на городские улицы. Подоспело и другое подкрепление – восемьсот гренадер таврического полка под командой полковника Познякова.
Численное превосходство оказалось на стороне русских. Зеленые куртки и черные каски с белыми и желтыми плюмажами, точно бурлящий поток, затопили узкие и кривые улочки купеческого города. Однако османы не желали сдаваться в плен, они яростно сражались за каждый дом. В ход у них шли не только сабли, ятаганы и кинжалы, но и дубины, и топоры, и даже камни.
Остервенение рукопашной схватки овладело атакующими. Наши солдаты на месте убивали всех, кто держал в руках хоть какое-либо оружие. Выстрелы звучали редко. Все пули были потрачены раньше, при взятии бастиона, а перезарядить кремнево-ударное ружье или пистолет не так-то просто, особенно в драке. Слышался лишь скрежет стали, глухие удары, дикий визг мусульман: «Аллах акбар!» – в ответ на него русское «Ура!», вой, плач и крики женщин, детей, раненых, случайно сбитых с ног в уличной свалке.
Никогда прежде не доводилось Анастасии видеть такой страшной резни, и уж тем более – находиться в самом ее центре. При полевом сражении у Козлуджи, которое она наблюдала сначала со стороны, потом – изнутри, встав в батальонное каре своего первого мужа, служивые вели себя гораздо сдержаннее. Но ведь тогда никто не издевался над телами их убитых товарищей, никто не нападал на них со спины или сбоку, никто не таился за разрушенной стеной дома, сжав в зубах кинжал, как сейчас поступали турки. Сергей Самохвалов и его бравые гренадеры, защищая ее, не раз вставали грудью на пути очумевших мусульман.
В конце концов подпоручик передал курской дворянке свою легкую обер-офицерскую фузею с примкнутым штыком, а себе взял у убитого простую солдатскую. Ружьем отбиваться было лучше и удобнее, чем шпагой. Холодное оружие Анастасия достала из ножен, когда они вошли в город. Правда, под камзолом у нее имелся ремень с кобурами и два любимых пистолета «Тузик» и «Мурзик». Но пули из них она приберегала на крайний случай.
Остапа Чернозуба с его ушибом головы Флора все же отправила в лагерь: боль не давала ему двигаться быстро. Рядом с ней остался сержант Прокофьев и меткий стрелок Николай. Он сумел-таки перезарядить и егерский штуцер, и трофейное турецкое ружье, к какому пули, приготовленные сыном горничной заранее, подошли очень хорошо.
Сергей Гончаров, впервые в жизни попавший в подобную переделку, держался за спиной Аржановой, растерянно озирался и беспрерывно бормотал какие-то заговоры и молитвы. Анастасия относилась к этому снисходительно. Иногда она вспоминала предсказание колдуна о судьбе бригадира Горича. Оно сбылось в точности, и таких ясновидящих следовало беречь, хотя их прорицания уверенности перед боем не прибавляют.
Из тесной улицы толпа солдат вывалилась на квадратную маленькую площадь, где угол занимала мечеть. От площади к окончанию очаковского мыса вели две дороги, петляющие по городским кварталам. Стены форта «Хасан-Паша» вставали за домами, но какой путь к ним являлся самым коротким и простым?
«Переводчик! Переводчик!» – прошелестело по рядам, и Аржанова решительно шагнула вперед. Ее вызывал к себе генерал-поручик Самойлов. Из мечети гренадеры привели муллу. Довольно толстый, пожилой, седобородый человек в высокой меховой шапке, обмотанной белым муслином, что свидетельствовало о совершении им хаджа в Мекку, стоял перед русским военачальником и, стараясь сохранять важность и достоинство, что-то объяснял по-турецки.
Самойлов, племянник светлейшего князя, в прежние годы – его адъютант и ближайший помощник, теперь сделался человеком самостоятельным. Он отличался высокомерным и грубым нравом, полагая себя абсолютно неуязвимым в жизненных коллизиях. Увидев Аржанову с обер-офицерской фузеей, он небрежно бросил:
– Это ты, что ли, и есть военный переводчик?
– Так точно, ваше превосходительство.
При звуках ее голоса генерал-поручик окинул курскую дворянку пристальным взглядом и, точно вспомнив о чем-то, продолжал заметно вежливее:
– Переведите мне речь этого толстяка.
– Слушаюсь, ваше превосходительство.
Мулла тоже посмотрел на Анастасию и заговорил снова, указав рукой на мечеть. Флора, слушая его, начала переводить:
– Просит, чтоб солдаты не оскверняли мусульманский храм, не заходили в него с оружием и в сапогах… Там находятся только женщины и дети. Они молятся Аллаху о ниспослании милости…