Аржанова осталась довольно переговорами с Адиль-беем. Он обещал ей всемерную поддержку. Хотя договариваться было нелегко. Плоское, неподвижное лицо степняка абсолютно ничего не выражало: ни сомнений, ни радости, ни гнева. К тому же он хотел больше слушать, чем говорить. Лишь однажды блеснули его глазки-щелочки, и губы сложились в довольную улыбку. Русские принесли свои подарки. Особенно ему понравилась кипа шкурок горностая. Нетерпеливо и жадно погрузил татарин пальцы в дивный белый мех с черными отметинами и провел имя, как граблями, от начала до конца шкурки.
— Царское украшение, — заметила ему Аржанова. — Вам оно пойдет необычайно.
— Да. Здесь ни у кого такого нет. Два малахая ими обошью, кафтан и охотничьи рукавицы…
В селении Курулу-Кыпчак, где находилась главная усадьба карачи Адиль-бея, они задержались на три дня из-за погоды. Температура снизилась до плюс шести градусов, что у крымчан считалось сильным похолоданием. Потом на целый день зарядил дождь — явление здесь нечастое и характерное именно для зимы. Выехали они рано утром во вторник, предполагая преодолеть расстояние в тридцать четыре километра и к вечеру быть в Гёзлёве.
Карачи выделял русским почетный эскорт — двадцать отборных всадников с саблями и луками. Но следовать с отрядом Флоры они согласились только до селения Шибан, которое находилось на полпути к ханской крепости. Памятуя о безлюдных степных пространствах, кое-где прорезаемых балками и оврагами, князь Мещерский построил обоз по-партизански: впереди в колонне по два — шесть кирасир, за ними две арбы, затем — четыре кирасира, затем — последняя, третья арба. За ней пристроился Абдулла-бей со своей охраной из восьми человек. Замыкали шествие татары-степняки в островерхих войлочных белых шапках и полосатых кафтанах.
Секунд-ротмистр убеждал Аржанову занять место во второй арбе и рядом с собой посадить Николая со штуцером. Но ей хотелось посмотреть на степь, на вечное ее приволье. Она решила ехать на Алмазе, переодевшись в мужской восточный костюм. Анастасия говорила молодому офицеру, что для следующих путешествий по полуострову надо ей полностью восстановить навыки верховой езды, а арабскому жеребцу дать хорошую нагрузку, а то он слишком застоялся, плавая на флагманском корабле.
Сильно удивился Адиль-бей, увидев курскую дворянку верхом на сером красавце Алмазе, в чалме, в кафтане и суконном плаще. На официальных-то встречах она представала перед ним в одежде европейской женщины, выгодно подчеркивающей ее незаурядную внешность. Что скрывать, это в определенной степени повлияло на благоприятный исход переговоров.
Когда они выехали за околицу Курулу-Кыпчак и перевели лошадей на рысь, то сухой холодный воздух декабрьской степи проник в легкие Аржановой и заставил ее закашляться. Вскоре она привыкла к нему. Небо голубело над их головами, ясные дали открывались взору. Так тихо, так спокойно было вокруг, будто природа заснула глубоким сном. Только их обоз, двигаясь по двум серо-белым колеям, пробитым на равнине, нарушал тишину. Слишком звучно стучали копыта их лошадей по грунтовой дороге, слишком громко скрипели колеса их повозок.
Анастасия могла без помех предаться собственным мыслям. Они уносили ее далеко. Великолепный Григорий Александрович вытеснял в ее воображении все образы настоящего времени. Он царствовал в ее прошлом, и тогда зыбкие видения то города-новостройки Херсона, то по-имперски громадного Санкт-Петербурга возникали перед ней.
Между тем Анастасия хотела бы заглянуть в будущее. Она уже сделала первый шаг к нему, встретившись с Адиль-беем, и думала, что светлейший князь за эту встречу похвалил бы ее. Но много, очень много таких же татарских лиц Флоре еще предстоит увидеть, много бесед провести с ними, много подарков вручить, много посулов пообещать. Они поддадутся ее уговорам. Ведь слова победителей имеют необыкновенную силу, особенно когда за ними таится скрытая от посторонних глаз любовь, похожая на сон…
Пробуждение, как всегда, наступило внезапно.
Десяток стрел, просвистев в воздухе, вонзились в крупы и шеи коней, в кожаные навесы на арбах. Заржали раненые кони, закричали люди. Обоз остановился, являя собой превосходную цель. Особенность ситуации заключалась в том, что буквально четверть часа назад почетный эскорт степняков, почтительно попрощавшись с ними, повернул обратно. А из оврага, расположенного в стороне от дороги и малозаметного, наверх поднимались всадники в чалмах, кричали: «Аллах Акбар!» и скакали на русских с обнаженными саблями.
— Кирасиры! Не трусь! Слушай меня! — отдал приказ князь Мещерский. — Пистолеты вон! По моей команде: пли-и!.. Становись в строй «колено о колено»!..
Эту эволюцию бойцы из отряда Флоры, купив в Гёзлёве коней, отрабатывали каждый день. Но диковатые крымские скакуны пока плохо поддавались дрессировке. Не желали они ходить строем и близко друг к другу, а рвались по одиночке в степь, на свободу.