Особенно забавно последнее определение. Ох уж эти наши “стильные” господа где-нибудь у метро, на Московском вокзале или в журнальном киоске на фабричной окраине, красочные фото на теннисном корте или светском “пати”, среди продажных политиков, откровенной уголовщины и их разодетых в парижские шелка тамбовских марух…
Зрелище столь же жалкое, сколь и постыдное. Так и кажется, что ты в какой-нибудь Гватемале, Уганде, а то и того похуже.
Какой то журналистик тут как-то спросил меня - а что бы я дал почитать нашему Наместнику?
- Иван Иванычу? - с улыбкой сказал я, судорожно соображая, можно ли пошутить. Сообразил, что нельзя, и сказал с тенью иронии (так пока можно): Иван Иванычу я дал бы то-то…
Потом понес что-то о неизменяемой сущности власти, а сам подумал:
- Опять, боже мой, опять… Я опять их боюсь…
Р. S. Представлял тут себе, совершенно абстрактно: переодеться в интеллектуала и - выступить по ТВ, причем выступить свободолюбиво, вот номер-то будет.
Этакий моноспектакль. И милость к падшим призывал. Аншлаги гарантированы.
Обнимаю Вас, мой друг…
Глава 11. Чайка. Ни больше - ни меньше
“…Он отомстил! Он отомстил!!!
За всех. За всех за нас, бедных…
А то : “застрелился Константин Гаврилыч, застрелился …”
Сколько ж можно!
На - до - е - ло! Персонажи поочередно выходили на сцену и сбивчиво признавались в ненависти к Констанин Гаврилычу, а я скажу, на самом деле - я это поняла на середине второго дубля, т.е. действия, - к настоящему автору, страшно вымолвить, к … господину Чехову.
Не зря, то ли в шутку, то ли случайно, на афише аршинными буквами - “конец комедии”.
И то - сколько же им пришлось вытерпеть, бедным…Это что ж такое - 100 лет. 100 ! И ставят и ставят, и ставят и ставят…
Помилуйте, каждый заштатный театрик, каждый провинциальный режиссеришка норовят обязательно на этой пьесе, извините, отметиться. Как фестиваль - “Чайка”. Открытие сезона - “Чайка”. Премьера, где нибудь в Бразилии, - и опять “Чайка”. Интерпретации, постановка частями, постановка в современных костюмах, декорациях и предметах - кто то даже поставил отдельной пьесой реплики повара и горничной !
Вы знаете, мон шер, я не верю во всю эту чушь, но нельзя же так перегружать астрал!..
Ну и занесло, конечно. Такие люди, актеры. Ясное дело - взрослый человек выбирает своей профессией кривляться перед публикой. Что с него возьмешь?
Судите сами : главный герой-то наш, наш бедный Константин Гаврилыч, в одном месте стал маниаком, а писатель Тригорин в него влюбился.
За что и убил. На почве ревности к доктору.
М-да… Оно, конечно, дань моде - однополая любовь, как писал классик - “люди лунного света”, но все же, как-то это того, как-то слишком.
Хочу, кстати, заметить: дорогой мой, вы обратили внимание, что у нашего новоявленного Оскар-Уайльда почти в каждом произведении, пусть на эпиcодических ролях, но обязательно присутствуют господа с, как бы это сказать… со странными наклонностями. Эти самые “лунного света”. Говорится об этом как бы вскользь, но они - присутствуют.
Раз уж мы в прошлом письме заговорили о писателе Чехове, то мне эти персонажи напоминают (прошу прощения за дурной каламбур, но вы знаете мое отношение к русской классике - я перед ней преклоняюсь!..) гм, знаменитое ружье, которое, как известно, рано или поздно должно выстрелить : иначе зачем такой опытный беллетрист, как г-н Ропоткин, стал бы его вешать?
Однако этого не происходит.
Странно… Что интересно, ни один рецензент - ни один - об этом не написал. Испугались? Кого или чего?.. Наверное, ружья. Все, особенно вначале - деликатно промолчали. Ох уж эта политкорректность.
Но - и на солнце, как говорится, есть пятна. Неважно!
Особенно мне понравилось вначале. Выстрел, трах! бац! - и что вы думаете - на сцене появляется наш славный г-н Пандорин. Нет, шучу, шучу, не так примитивно - просто выяснилось, что доктор, представьте, ему дальний родственник. Вот она, эстафетная палочка культуры, о которой когда-то говорила поэту царскосельская муза. Так просто.
- А ну, - говорит наш герой (не муза), - давайте разбираться!..
И разобрался. Аж чучело сначала закрякало, а потом улетело. Мистика!..
Что помимо решения, так сказать, тактических задач, несомненно символизировало:
Всё! Конец “Чайке”! Больше ее - не будет!!!
P.S. Я сначала возмутилась, дорогой друг, на что руку поднимают! А потом подумала: и правильно. В конце концов, кто будет сейчас читать пиесу в журнале? Никто. А так - может, и прочтут.
К тому же, действительно, прямо просится: все у этого Чехова стреляются.
То дядя Ваня, то… даже писать неудобно - Константин Гаврилыч”.
Глава 12. Ключи к успеху
Заметки к историческому роману
Ну, вот и все. А камердинера, повторяю, надо будет обязательно назвать Лукичом. Кузьма Лукич, Лука Кузьмич, как-нибудь так. Вообще, я вам скажу, воссоздавать, воссоздавать с любовью и тщательностью…