Тайный агент Вовки Ульянова

– Пошёл ты в задницу, Дмитрий Андреич, сказал Петька вполне культурно. Я спать хочу.

– Ну иди, пролетарий хренов, прокричал ему вдогонку разгневанный Фурманов. И помни, чтоб вечером был в наступлении, а то мы тебя к стенке лицом поставим и пару пуль в лоб!

– Иди, иди, сказал Петька, помахивая цепью от подбитого совершенно случайно немецкого танка.

Вечером, перед наступлегшем, Фурманов решил предложить начдиву план разоблачения немецкого шпиона. Василии Иванович посмотрел на политрука с сомнением. Ему еще сильнее захотелось его расстрелять.

– Я чё говорю, Василий Иваныч, сказал политрук. Чтоб узнать наверняка, кто в нашей дивизии шпион, надобно каждому сказать, например, в какой канаве при наступлении нашинский пулемёт будет мокнуть.

– А на фига им всем это знать? – удивился начдив.

– Так всем надоть сказать по разным канавам. И вот, в чью канаву снаряд от беляков в виде презента прилетит, тот значит и ихний шпион.

– Фигню ты придумал, паря, сказал начдив. Снаряд – живность летучая. Куды захочет, туды и шарахнет… Лучше надо всех живьем по канавам рассадить и бе… то есть нет, бредня какая-то… Ну ладно, шёл бы ты отседова, а то совсем мне голову заморочил…

Политрук пожал плечами и пошёл прочь. Василий Иванович подумал с минуту и окликнул его.

– Дмитрий Андреич, сказал он миролюбиво. А ведь ты дело придумал. Только вот чего… Всей дивизии про пулемет говорить, я думаю, нету никакого смысла, да и канав столько не найдёшь. Скажем токма тем, кто в штаб заявляется и чего-нибудь такое прослышать может… Вот… Я чего говорю-то, скажем… э… Петьке, конюху Митричу, тебе и Анке… то есть нет, тебе говорить, верно, смыслу тоже нет никакого. Ну вот.

– Тогда надо сказать. Скажем Петьке, что вон в той канаве, с разбитой телегой, Анке, что вон в той, с лопухами. а Митрич он старый, ему скажем, что вон там, у леса.

– Дубина ты, сказал Василий Иваныч. В той канаве у леса нашинский пулемёт как раз и будет стоять. Вот беляки в него и бухнут.

– А хрен с ним, сказал политрук. Все равно не стреляет. Пусть хоть для политической интри… в смысле для Хорошего дела пользу приносит.

– Ну, черт с пулеметом давай скажем им про канавы.

– Давайте, Василий Иваныч… Вы Петьке скажете, а я Анне Семёновне, а потом Митричу.

– А чего ты сам Петьке не скажешь? – ехидно спросил Василий Иванович.

– Так ведь зол он на меня, Василий Иванович… – горестно сказал политрук, радуясь в душе, что подложит Петьке свинью.

– А! Это после того, как ты… Анку… того… в смысле это… Ну ладно, фиг с тобой, не хочешь я сам ему скажу…

ГЛАВА 3 Наступление

– Анна Семеновна! – позвал Фурманов, вглядываясь в подозрительную темноту кухни. Изнутри раздался звон посуды и сонный голос:

– А! Чего надо? Давайте, Анна Семеновна, поговорим об любви и нежной дружбе, предложил Фурманов.

– Чего?

– Про любовь, говорю, давай потреплемся. Фурманов перешёл на более понятный тон.

– Давай, сказала Анка, появляясь на пороге в запачканном мукой переднике.

– Чего печём? – спросил Фурманов, навостряя нос.

– Пироги… с крапивой…, сказала Анка, вытирая локтем под носом.

– Ну, Анка…, сказал политрук, пытаясь взять её за талию и галантно повалить на скамейку.

К его удивлению, Анна Семеновна мощно швырнула его об угол двери и спросила:

– Чего припёрся? Василий Иваныч велел тебе передать, сказал Фурманов, потирая ушибленное ухо, что пулемёт сегодня надо поставить в канаве с разбитой телегой…

– Ну и чего? – спросила Анка равнодушно.

– Ничего.

– Ну и вали отсюда, повторный бросок отбил Фурманова к середине дорога, откуда он галопом и добежал до штаба.

Остановившись и отдышавшись, он радостно потёр руки. Фурманов не ошибся, когда сказал Анке не про нужную, а про Петькину канаву. Он знал наверняка, кто немецкий шпион, и догадывался, через какое время сведения о поставленном в канаву с разбитой телегой пулемёте достигнут вражеского генерала.

Мимо него проехал Василий Иваныч, с саблей наголо и в бурке, запутавшейся от ветра прямо на голове. Было похоже, что начдив не видит, куда он едет, но об этом Фурманов догадался слишком поздно.

Охающий политрук откатился в канаву. Ему было очень нехорошо. Подкованное Митричем лошадиное копыто попало в такое место, нарушения деятельности которого могли серьезно ослабить взаимоотношения политрука и Анки. И не только Анки, а всего женского пола вообще.

Политрук уже начал беспокоиться о своём здоровье, но в это время мимо него прошла Анка с корытом пирожков подмышкой, и Фурманов почувствовал привычное движение какого-то мягкого тёплого предмета под планшетом.

"Ну, всё в порядке", подумал он, подбегая к ней и выхватывая из корыта парочку свежих пирожков.

Анка резко развернулась и вмазала политруку промеж ног корытом. Тому пришлось согнуться опять, в глазах, естественно, позеленело.

Обидчица победоносно собрала в корыто пирожки, хмыкнула и удалилась.

Когда темные круги в глазах политрука исчезли, он протер глаза и некоторое время не мог вспомнить, что же с ним такое было. Наконец он сообразил и, прихрамывая на обе ноги, поплёлся в штаб.

Под планшетом больше не двигалось ничего.