– Но тогда зачем Амалии… То есть баронессе потребовалось сбегать из салона? Она ведь добилась своего? – спросил Постольский.
– Спасибо, поручик, вы весь вечер задаете исключительно правильные вопросы, – поклонился благодарной публике Корсаков. – Вы упускаете из виду барьер. Он на месте и по-прежнему не выпускает духов. Пусть даже и имеющих телесную оболочку. Не может же Амалия остановиться у входа, сделать вежливый книксен и, очаровательно улыбнувшись, попросить уважаемых господ убрать мешающую ей преграду. Что я, что Нораев мигом заподозрим неладное. Отсюда и спектакль. Нораев не дает ей покинуть дом, а я знаю настоящую Амалию. Каждый может разгадать ее маскарад. Как пикантно! – Корсаков даже хрипло хохотнул. – Значит, нужно настроить нас с Нораевым друг против друга, не дав обменяться подозрениями, а затем убедить Павла, как наименее опытного, стереть барьер, и спокойно покинуть дом, чтобы найти способ поддержать новое тело в жизнеспособном состоянии. Ведь Амалия, как мы теперь знаем, унаследовала все деньги и баронессы, и тайного советника Назарова. Мария не может просто взять и переселиться в кого-то еще.
Корсаков закинул ногу на ногу, продолжая сидеть на столе. Сейчас он смотрел только на Амалию/Марию, и лицо его отражало такую злость, что Постольскому, даже после всего увиденного в особняке ранее, стало не по себе.
– Вы уготовили мне роль своего сообщника, баронесса, – сказал Владимир. – Я убиваю ротмистра, дабы защитить вас, – не знаю, самостоятельно или же вы просто обставили бы дело таким образом. Затем вы своими руками или с помощью ни о чем не подозревающего поручика Постольского избавляетесь от меня.
– Владимир Николаевич, вы себе льстите, – спокойно сказал молчавший дотоле Нораев. – Меня не так просто убить, как вам кажется. И, осмелюсь заметить, вам повезло, что я решил дать вам еще один шанс после бегства из салона вместе с госпожой Ридигер. Данный мне приказ был прост – не допустить, чтобы дух баронессы покинул этот дом. Любыми средствами. Поэтому, столкнись мы в иных обстоятельствах, вы бы не оставили мне выбора…
«Охотиться», – всплыли в памяти Постольского слова его командира. Сейчас, глядя на Корсакова, который в ответ на замечание ротмистра лишь беззаботно пожал плечами, Павел подумал, что Владимир сам не понимает, как близко он подошел к смерти.
Корсаков же решил закончить свое выступление, вновь обратив внимание на баронессу.
– И теперь, зная все сказанное, я, честно говоря, не вижу причин мешать скитальцу забрать причитающееся. План Назарова и Неймана мог бы сработать, но, к сожалению, Амалия – дорогой мне человек. И я не собираюсь оставлять в ее теле существо с того света!
– Вот уж нет… – прошипела баронесса. Покидая в темноте зазеркальную комнату, все забыли про лежащий на полу револьвер Решетникова. Все, кроме Амалии, то есть Марии. Она выхватила оружие, застав присутствующих врасплох. Корсаков мигом перекатился через столешницу, уходя с линии огня, и упал на пол. Он помнил, что околоточный выстрелил трижды. А это означало, что в револьвере оставалось еще три пули. Владимир ожидал, что Ридигер сразу же начнет стрелять в него или замешкавшихся жандармов, но таким образом ей не удалось бы решить проблему барьера и ждущего по ту сторону зеркала скитальца. Баронесса вскинула оружие и, прежде чем кто-либо успел отреагировать, трижды выстрелила в зеркало, оставив три дыры, от которых трещины начали распространяться по всей поверхности.
– А вот это вы зря, – ухмыльнувшись, констатировал Корсаков, поднимаясь из-за стола. – Думаете, закрыли дверь назад и вас не получится отправить обратно? «Если мы разобьем зеркало, то дух навсегда останется в нашем мире», – он издевательски передразнил сам себя. – В тот момент я уже был уверен, что передо мной не Амалия, – улыбка сошла с его лица, ставшего смертельно серьезным. – И, знаете ли, соврал.
С жутким треском зеркало лопнуло. Вот только вместо доски брызнувшие осколки обнажили окно в бесконечную и безграничную тьму – ту самую, частичку которой увидел Владимир, взявшись за дверную ручку. Поднялся леденящий ураганный ветер, словно дыра в мире начала выливать из себя мертвый воздух.
А затем из тьмы появилась ладонь и мертвой хваткой вцепилась в раму.
Затем еще одна.
Словно провалившийся под лед рыбак, вытягивающий себя из полыньи, с ощутимым усилием из изнанки зеркала начал появляться человек.
Из присутствовавших в зале людей его лицо было знакомо лишь двоим. Корсаков застыл в страхе. Амалия-Мария закричала.
Человек полностью показался из зеркала, а затем опустился, нет – стек на столешницу. На нем был роскошный костюм, в котором он покинул наш мир две ночи назад. Длинные седые волосы почти парили над головой, словно у утопленника под водой. Надраенные до блеска туфли коснулись столешницы. Покойник повел шеей, медленно поправил манжеты, стряхнул с плеча воображаемую пылинку – и осмотрелся.