Тайный брак

— Сделай милость, Сидни, не мучь себя тем, что произошло вчера. Лучшее, что ты можешь сделать, это постарайся забыть эту жестокую сцену разлуки и все последующее. С тех пор он ничего уже о том не говорил, кроме того, что мне не следует ничего знать о твоей вине, о несчастье больше того немногого, что я уже знаю. Я дала себе слово не ломать себе голову и не расспрашивать тебя. Я пришла к тебе, милый Сидни, не затем, чтоб увеличить твою тоску, а затем, чтоб постараться сделать тебя счастливее. Молю тебя, для меня, из любви ко мне, забудь оскорбление, нанесенное тебе, забудь людей, которые обидели тебя! У меня есть уже надежда, Сидни, конечно, еще далекая от выполнения, но все же надежда — можешь ли отгадать какая?

— Если она основана на отце нашем, Клэра, то, действительно, эта надежда очень далека от выполнения.

— Не говори мне этого, я знаю немножко больше в этом случае, чем ты. Не позже как в прошлую ночь произошло нечто.., конечно, ты можешь сказать, что это мелочи, но все же эти мелочи доказывают, что он думает о тебе более с горестью, чем с гневом.

— Мне хотелось бы верить тебе, добрый ангел, но мои воспоминания…

— Не верь своим воспоминаниям, не думай о них! Слушай, что я тебе расскажу. Когда ты расстался с нами, я ушла в свою комнату, чтоб оправиться от сильного волнения, потом я сошла вниз, чтоб посидеть с папа… Мне было так грустно, так страшно, что я не могла оставаться одна. Я не застала его в кабинете. На минуту я остановилась и оглянулась вокруг себя: на полу разбросаны были обрывки твоей страницы из нашей семейной книги; между ними лежал твой детский портрет в миниатюре; он был вырван из веленевой рамки, но ничуть не испорчен. Сидни, я подняла его и положила на стол как раз против кресла, в котором обыкновенно сидит папа, рядом с портретом положила я свой медальон с твоими волосами, для того, чтобы папа знал, что твой портрет не поднят слугой и не случайно положен на стол. Потом я собрала кусочки твоей страницы и унесла с собой. С мыслью, что гораздо лучше будет, если они не будут попадаться ему на глаза. Когда я затворяла за собою дверь из библиотеки, вдруг я услышала, что кто-то отворяет другую дверь, соединяющую кабинет с гостиной: вошел отец и прямо подошел к столу. Он встал ко мне спиной, так что я могла свободно смотреть на него, не будучи видимой им. Он тотчас увидел твой портрет и, взяв его в руки, долго-долго смотрел на него, оставаясь неподвижным, потом он вздохнул, вздохнул так тяжело, потом вынул из столового ящика портрет нашей доброй мама, открыл футляр и вложил туда же твой портрет с таким кротким, растроганным видом. Я убежала в свою комнату, потому что чувствовала, что не смогу выдержать, если еще останусь там. Вскоре после этого пришел ко мне папа и, возвращая медальон, просто сказал мне: «Ты забыла это на столе, Клэра». Но если б ты видел тогда его лицо, то так же, как и я, стал бы верить в возможность лучшей будущности.

— Что я и сделаю, Клэра, даже не имея лучшей причины, кроме благодарности к тебе.

— Уезжая из дома, — продолжала она после минутного молчания, — я подумала о грустном одиночестве, в каком ты находишься, милый брат, в особенности зная, что только изредка, украдкой я могу видеться с тобой, и то если б папа узнал о моем неповиновении… Но не будем говорить об этом… Я подумала, что тебе будет очень скучно здесь.., и потому привезла тебе старого товарища, вероятно, забытого тобою, а некогда он был твоим верным другом, да и теперь не даст тебе предаваться постоянным размышлениям о всем, что ты выстрадал. Посмотри-ка, Сидни, неужели ты без удовольствия встретишь старого друга?

И она протянула ко мне маленький сверток исписанной бумаги, стараясь развеселить меня, как бывало, своей светлой, радостной улыбкой, тогда как слезы капали с ее ресниц. Я развернул рукопись и снова увидел перед собою первые главы моего неоконченного романа. Вот они опять передо мной — эти страницы, плод терпеливого труда, семейная святыня этого первого честолюбия юноши, самого благородного честолюбия, заброшенного для любви, — вот они, верные свидетели, напоминавшие мне о мирных, навеки потерянных радостях, облагораживающих и возвышающих душу! О, кто возвратит мне хоть одну из этих мыслей, нежных цветков, сорванных в саду мечты прошлого!