Тайный брак

— А почему бы и нет? — ответил тот. — Шесть месяцев тому назад парижская больница выдала мне все аттестаты, как знающему хирургу, а в Париже я не хотел оставаться и лишний день для своего собственного удовольствия. Помнишь ли свои насмешки?.. Давно это было!.. В последний раз, как мы с тобой встречались, я был для тебя «немой Листон, затерянный в толпе». Ну вот мы и прибыли в Англию, чтобы выйти из мрака и блистать, если можно, между первыми светилами науки. Тут, любезный друг, целая масса субъектов, к сожалению, я должен сознаться, что в других местах их мало.

— Неужели ты хочешь этим сказать, что ты служишь в этой больнице?

— Любезный друг.., именно служу… Я назначен доктором при этой больнице и прихожу сюда каждый Божий день.

— Стало быть, ты именно можешь дать нам все необходимые сведения… Эй, Сидни! Иди сюда!.. Я познакомлю тебя с моим старым приятелем. Мистер Бернар, это мой брат… Ты часто слышал от меня, Сидни, о младшем сыне сэра Уильяма Бернара, который предпочел заботы о телах ближних заботам о их душах и который в настоящее время предпочитает трудиться до седьмого пота в больнице, тогда как он мог бы праздновать, сколько душе угодно, в родной семье. Вот тебе человек, самый лучший из лучших докторов, самый добрый из добрых малых!

— Уж не затем ли ты привел своего младшего брата в больницу, чтоб он последовал опасному примеру? — спросил Бернар, пожимая мне руку.

— Не затем, Джек. Просто у нас есть свое дело. Не можешь ли ты подарить нам десять минут в каком-нибудь уголке? Нам необходимо собрать сведения об одном из твоих больных.

Он повел нас в пустую комнату в нижнем этаже.

— Уж ты положись на меня, — шепнул брат мне на ухо. — Я все разузнаю…

— Скажи же, Бернар, — продолжал он вслух, — не лежит ли у вас тут больной по имени Тюрнер?..

— Неужто ты друг этого загадочного больного? Это странно! Студенты называют его: «великая лондонская тайна», и я начинаю думать, что студенты правы. Хотите видеть его? Предупреждаю вас, когда нет на нем большого зеленого экрана, то у него вид невыносимый для непривычных глаз.

— Нет, нет! По крайней мере, в настоящую минуту я совсем не хочу его видеть. У брата же моего ни сегодня, ни никогда нет и не будет такого желания. Вот видишь ли, по известным нам обстоятельствам, нам крайне нужно собрать некоторые сведения о нем, и ты наверное не захочешь любопытствовать, что это такое, если я тебе скажу, что для нашей пользы мы должны хранить это в тайне.

— Разумеется, ты прав.

— Итак, не теряя лишних слов, я прямо тебе скажу, что мы пришли затем, чтобы узнать все, что тут известно о Тюрнере и других особах, навещающих его. Не приходила ли к нему третьего дня какая-нибудь женщина?

— Приходила… И престранно вела себя. Меня не было здесь, когда она пришла, но мне рассказывали, что она, чрезвычайно взволнованная и встревоженная, спросила Тюрнера. Ее отправили в палату Виктории, где он лежит. Когда она вошла туда и увидела комнату, полную людей, она сконфузилась и растерялась, вероятно, прежде не случалось ей бывать в больницах. Но как бы то ни было, напрасно сестра милосердия показывала ей кровать, на которой лежал Тюрнер, она все-таки бросалась все время, совсем к другой кровати.

— Понимаю, — сказал Ральф. — Точно так бывает с иными женщинами, которые бросаются в омнибус, который едет совсем не в их сторону, проходя мимо того, в котором именно следовало бы ехать.

— Ну точно так… В комнате было немного темно, и она поняла свою ошибку только тогда, когда низко наклонилась к больному, который в это время лежал лицом в другую сторону, но сестра милосердия подошла к ней и отвела к нужной кровати. Тут, по рассказам сестры, произошла совсем другая сцена. Взглянув на лицо больного, она чуть было не упала в обморок, но Тюрнер вмиг успокоил ее. Он положил свою руку на ее руку, шепнул ей что-то, и она тотчас остановилась неподвижно, побледнев как полотно. Первое, что он сделал, было то, что он дал ей листочек бумажки и холодно сказал ей, чтоб она отправилась сейчас же по данному адресу и пришла бы опять в больницу тотчас, как только поукрепится в своей решимости. Тогда она ушла.., и неизвестно куда.

— Но не приходил ли еще кто-нибудь осведомиться, куда именно она ушла?

— Приходил какой-то господин, называвший себя ее отцом. Он вел себя как сумасшедший. Он приходил час спустя после того, как она ушла, и верить не хотел, чтобы мы действительно не могли дать ему сведения об этой посетительнице. А почему мы могли знать о ней? Этого Тюрнера — которого, должен сказать, он называл Маньоном или чем-то в этом роде — он осыпал такими ругательствами и проклятиями, что мы принуждены были не впускать его к нему и выпроводить вон. От самого Тюрнера нельзя было и ожидать объяснений, но я подозреваю, что раны, полученные им, — результат ссоры его с отцом по поводу дочери. По правде сказать, славная ссора, как между дикими зверями, судя по последствиям… Извини, но твоему брату, кажется, дурно… Я боюсь, — прибавил он, обращаясь ко мне, — боюсь, что в этой комнате слишком спертый воздух для вас.