Читаем Тайный брак полностью

По-видимому, это убеждение разделяла и императрица: ее волнение усиливалось по мере того, как вечер близился к концу. Ей были известны все подробности нового романа ее друга, она знала и о встречах князя Потемкина с Людмилой во время утренних прогулок последней с братом, а также об отвращении, выказываемом молодой девушкой к князю. В тот день за первым утренним туалетом ей рассказали много интересных подробностей о приготовлениях во дворце светлейшего к приему давно ожидаемой гостьи, которая должна была приехать на ужин, а затем… О том, что должно было произойти потом, толковали разно: кто слышал, что для нового предмета князя производятся деятельные приготовления в одном из его пригородных домов, другие знали «из вернейших источников», что князь приказал держать наготове один из своих лучших дорожных дормезов и сам пересматривал мелкие принадлежности экипажа: подушки, несессеры, погребцы, чтобы удостоверится, что путешественница будет пользоваться всеми удобствами во время долгого пути. Называли и людей, которым он поручил сопровождать ее, и прочее, и прочее.

Очевидно, государыня припоминала все эти россказни, выслушивая с приветливой улыбкой произведения любимых своих пиитов и расспрашивая о заграничных новостях приезжих гостей, но те, которым до тонкости были известны все оттенки ее физиономии, не могли не подметить, что ее улыбка была натянута, а взгляд рассеян. От посвященных в дворцовые тайны не ускользнуло также и внимание государыни к тем, которые, так или иначе, близко стояли к семье сенатора Дымова. Она подозвала одного из поклонников Людмилы и шутливо спросила, как идут его сердечные дела, а на его уклончивый ответ заметила, что вкус его она одобряет и желает ему счастья. Милостиво расспрашивала она мужа старшей сестры Людмилы про здоровье его жены и выразила надежду в скором времени увидеться с обеими сестрами на балу во дворце. Андрей Романович, слегка озадаченный непредвиденным отличием, кланялся и благодарил, не замечая двусмысленных улыбок, которыми присутствующие обменивались за его спиной.

Часы показывали одиннадцать: вокруг столиков, раскиданных среди зелени зимнего сада, лакеи без шума, но усиленно суетились, ожидая приказания подавать ужин, как вдруг разнеслось известие о приезде князя Потемкина, а вслед за тем в конце анфилады комнат, сверкающих огнями люстр и канделябров, появился он сам, как всегда спокойный и величавый, отвечая рассеянными кивками на почтительные поклоны расступившейся перед ним толпы. Обычной развалистой походкой прошел он к тому месту, где сидела императрица, окруженная ближайшими гостями, которые поспешили один за другим отойти на почтительное расстояние, не переставая при этом следить за выражением лица государыни и прислушиваться, насколько было возможно, к ее словам. Таким образом, от всеобщего внимания не ускользнуло, что она сдвинула брови при виде Потемкина и с насмешливой усмешкой смотрела на него, в то время как он целовал протянутую ему руку.

— А мы уже и ждать вас перестали, князь, — сказала она, нисколько не понижая голоса, а скорее повышая его.

Ответы князя нельзя было расслышать; не спуская с императрицы смеющегося взгляда, он тихо проговорил несколько слов. Но ей, по-видимому, хотелось, чтобы слышали его оправдание, и она громко продолжала начатый с ним разговор.

— Кто же помешал вам раньше приехать, князь? — спросила она, оглядываясь на своих приближенных, как бы приглашая их принять участие в разговоре.

— Один из многочисленных моих родственников, а именно Панов, ваше величество, — ответил ей в тон светлейший.

— Зять Алексея Алексеевича Дымова? Я только что говорила про них с другим его зятем, мужем его старшей дочери. Бедная все хворает, жаль мне ее. Спрашивала про третью дочь сенатора, Людмилой, кажется, ее звать? — И, не дожидаясь ответа, государыня продолжала, ни к кому особенно не обращаясь: — Девица эта меня интересует; удивительно много характера выказывает она для своих лет. Почему мы ее так редко видим с некоторых пор? Здорова ли она?

— Надо так думать, что здорова, ваше величество, — весело ответил князь. — Я тоже не видел ее с прошлой недели, — прибавил он небрежно.

И голос его, твердый и спокойный, так громко раздался среди воцарившейся кругом тишины, что его услышали в отдаленнейших группах, наполнивших длинный зал.

Императрица с довольной усмешкой взглянула на своих приближенных, поднялась с места и, подав руку князю, предложила гостям последовать за нею к вечернему столу.

На другой день по всему городу рассказывали, что волокитство князя за Людмилой Дымовой кончилось ничем, потому что в это дело вмешалась императрица.

Перейти на страницу:

Все книги серии Библиотека исторической прозы

Остап Бондарчук
Остап Бондарчук

Каждое произведение Крашевского, прекрасного рассказчика, колоритного бытописателя и исторического романиста представляет живую, высокоправдивую характеристику, живописную летопись той поры, из которой оно было взято. Как самый внимательный, неусыпный наблюдатель, необыкновенно добросовестный при этом, Крашевский следил за жизнью решительно всех слоев общества, за его насущными потребностями, за идеями, волнующими его в данный момент, за направлением, в нем преобладающим.Чудные, роскошные картины природы, полные истинной поэзии, хватающие за сердце сцены с бездной трагизма придают романам и повестям Крашевского еще больше прелести и увлекательности.Крашевский положил начало польскому роману и таким образом бесспорно является его воссоздателем. В области романа он решительно не имел себе соперников в польской литературе.Крашевский писал просто, необыкновенно доступно, и это, независимо от его выдающегося таланта, приобрело ему огромный круг читателей и польских, и иностранных.

Юзеф Игнаций Крашевский

Проза / Историческая проза
Хата за околицей
Хата за околицей

Каждое произведение Крашевского, прекрасного рассказчика, колоритного бытописателя и исторического романиста представляет живую, высокоправдивую характеристику, живописную летопись той поры, из которой оно было взято. Как самый внимательный, неусыпный наблюдатель, необыкновенно добросовестный при этом, Крашевский следил за жизнью решительно всех слоев общества, за его насущными потребностями, за идеями, волнующими его в данный момент, за направлением, в нем преобладающим.Чудные, роскошные картины природы, полные истинной поэзии, хватающие за сердце сцены с бездной трагизма придают романам и повестям Крашевского еще больше прелести и увлекательности.Крашевский положил начало польскому роману и таким образом бесспорно является его воссоздателем. В области романа он решительно не имел себе соперников в польской литературе.Крашевский писал просто, необыкновенно доступно, и это, независимо от его выдающегося таланта, приобрело ему огромный круг читателей и польских, и иностранных.

Юзеф Игнаций Крашевский

Проза / Историческая проза
Осада Ченстохова
Осада Ченстохова

Каждое произведение Крашевского, прекрасного рассказчика, колоритного бытописателя и исторического романиста представляет живую, высокоправдивую характеристику, живописную летопись той поры, из которой оно было взято. Как самый внимательный, неусыпный наблюдатель, необыкновенно добросовестный при этом, Крашевский следил за жизнью решительно всех слоев общества, за его насущными потребностями, за идеями, волнующими его в данный момент, за направлением, в нем преобладающим.Чудные, роскошные картины природы, полные истинной поэзии, хватающие за сердце сцены с бездной трагизма придают романам и повестям Крашевского еще больше прелести и увлекательности.Крашевский положил начало польскому роману и таким образом бесспорно является его воссоздателем. В области романа он решительно не имел себе соперников в польской литературе.Крашевский писал просто, необыкновенно доступно, и это, независимо от его выдающегося таланта, приобрело ему огромный круг читателей и польских, и иностранных.(Кордецкий).

Юзеф Игнаций Крашевский

Проза / Историческая проза
Два света
Два света

Каждое произведение Крашевского, прекрасного рассказчика, колоритного бытописателя и исторического романиста представляет живую, высокоправдивую характеристику, живописную летопись той поры, из которой оно было взято. Как самый внимательный, неусыпный наблюдатель, необыкновенно добросовестный при этом, Крашевский следил за жизнью решительно всех слоев общества, за его насущными потребностями, за идеями, волнующими его в данный момент, за направлением, в нем преобладающим.Чудные, роскошные картины природы, полные истинной поэзии, хватающие за сердце сцены с бездной трагизма придают романам и повестям Крашевского еще больше прелести и увлекательности.Крашевский положил начало польскому роману и таким образом бесспорно является его воссоздателем. В области романа он решительно не имел себе соперников в польской литературе.Крашевский писал просто, необыкновенно доступно, и это, независимо от его выдающегося таланта, приобрело ему огромный круг читателей и польских, и иностранных.

Юзеф Игнаций Крашевский

Проза / Историческая проза

Похожие книги

Сочинения
Сочинения

Иммануил Кант – самый влиятельный философ Европы, создатель грандиозной метафизической системы, основоположник немецкой классической философии.Книга содержит три фундаментальные работы Канта, затрагивающие философскую, эстетическую и нравственную проблематику.В «Критике способности суждения» Кант разрабатывает вопросы, посвященные сущности искусства, исследует темы прекрасного и возвышенного, изучает феномен творческой деятельности.«Критика чистого разума» является основополагающей работой Канта, ставшей поворотным событием в истории философской мысли.Труд «Основы метафизики нравственности» включает исследование, посвященное основным вопросам этики.Знакомство с наследием Канта является общеобязательным для людей, осваивающих гуманитарные, обществоведческие и технические специальности.

Иммануил Кант

Философия / Проза / Классическая проза ХIX века / Русская классическая проза / Прочая справочная литература / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
Любовь гика
Любовь гика

Эксцентричная, остросюжетная, странная и завораживающая история семьи «цирковых уродов». Строго 18+!Итак, знакомьтесь: семья Биневски.Родители – Ал и Лили, решившие поставить на своем потомстве фармакологический эксперимент.Их дети:Артуро – гениальный манипулятор с тюленьими ластами вместо конечностей, которого обожают и чуть ли не обожествляют его многочисленные фанаты.Электра и Ифигения – потрясающе красивые сиамские близнецы, прекрасно играющие на фортепиано.Олимпия – карлица-альбиноска, влюбленная в старшего брата (Артуро).И наконец, единственный в семье ребенок, чья странность не проявилась внешне: красивый золотоволосый Фортунато. Мальчик, за ангельской внешностью которого скрывается могущественный паранормальный дар.И этот дар может либо принести Биневски богатство и славу, либо их уничтожить…

Кэтрин Данн

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее