Тайный брак

— Это может считаться изменой. Предательством. Вы знаете?

— Знаю. И потому мы намерены держать наш брак в строгой тайне… Я никто в этой стране, Джонас, — продолжала я. — У меня отобрали первого ребенка… Я всего лишь прошу вас… Но если вы…

— Если брак не будет заключен, — прервал он меня, — то ваше дитя… Но если он будет заключен…

Я тоже не дала ему договорить.

— Понимаю, что прошу слишком многого, и вы вправе отказаться… Прекратим этот разговор, дорогой Джонас. Мы попробуем найти другого священника… если сумеем.

— Нельзя обращаться к чужому человеку, — сказал он решительно. — Это опасно.

— Разумеется. Но я готова на любой риск ради моего будущего ребенка.

Он в отчаянии покачал головой.

— Ваша милость хорошо понимает, что делает и к чему все это может привести?

— Вполне понимаю, Джонас, мой дорогой исповедник. Понимаю и потому искренне прошу забыть о нашем разговоре и о моей просьбе, выполнение которой опасно для всех нас. Я полностью сознаю это. Но я также знаю, что не существует закона, запрещающего женщине вступить в брак. Однажды я уже сделала это по государственным соображениям. Теперь хочу сделать то же — по любви.

Он молча выслушал мою краткую горькую исповедь и некоторое время продолжал молчать. Потом сказал, что хочет остаться один и помолиться.

Я ушла, глубоко подавленная. Конечно, я понимала: моя просьба повергла его в смятение — он ведь всего-навсего человек… И если станет известно, что он скрепил и благословил наш брак, то, вероятно, осужден он будет наравне со мной и с Оуэном… Я понимала это… И все же испытывала горечь и досаду…

На следующий день он прислал за мной слугу и попросил прийти к нему.

Я ожидала услышать подтверждение отказа, сопровождаемое объяснением, суть которого мне уже заранее известна.

Джонас Бойерс встретил меня такими словами:

— Миледи, я много думал о вашей просьбе. Я много молился. И, мне кажется, Бог указал на мои обязанности.

— Что ж, — сказала я, — поступайте, как подсказывает вам совесть. Поверьте, мое отношение к вам нисколько не изменится.

— Миледи, — продолжал он, — вы доверили мне заботиться о вашей душе, и я делал это в меру своих слабых сил. Но я не могу теперь, когда ваша душа так страждет, оставить ее без совета и помощи. А потому готов вместе с вами разделить опасность и совершить то, что полагается совершать в подобных случаях священнику.

— О, Джонас! — вскричала я, разражаясь слезами. — Спасибо… спасибо… Но вы хорошо подумали?

— Господь благословил меня. Ради ребенка… — Он положил чуть дрожащую руку мне на плечо. — И ради вас, дитя мое.

— Смогу ли я забыть то, что вы решили сделать для нас? — сказала я. — Несмотря на опасность, которой подвергаетесь?.. О, меня уже гложет совесть!

— Миледи, — отвечал он сухо, — вы должны сочетаться браком, а я обязан провести эту церемонию. Мы все будем молить Господа защитить нас, ибо в Его глазах, я убежден в этом, мы не совершили никакого греха. Напротив, грешно не поступить так, как мы собираемся… Итак, с точки зрения Неба, мы безгрешны. Однако государство может посчитать иначе. Что же, значит, наши глаза и души должны быть устремлены к Небу, а не к земле. Истинный грех — только тот, что против Бога.

Меня переполняли радость и благодарность.

— Да! — воскликнула я. — Будем молиться, чтобы Господь охранил нас, чтоб на то стала Его воля!..

И наступил тот незабываемый день, когда мы с Оуэном были объявлены мужем и женой, и произошло это в усадьбе Хэдем, в ее верхней комнате, превращенной ради этого события в часовню.

Свидетелями брачной церемонии были только самые близкие друзья, что, как и мы, хорошо понимали рискованность происходившего на их глазах, знали, во что вовлечены вместе с нами. И мы дали обет молчания — хранить все в глубочайшей тайне. В тайне, в секрете от всех — близких, дальних, хороших, плохих… От всех.

Что касается меня, я чувствовала себя слишком счастливой для того, чтобы размышлять о подстерегавших нас опасностях, и мечтала о своем еще не рожденном ребенке.

Все последующие месяцы, ожидая мое дитя, я пребывала в умиротворенном состоянии духа — мыслями только с ним. А также — с Оуэном.

Я пришла к убеждению, что нынешним своим счастьем обязана тому, что было в моей судьбе раньше, а потому ни о чем случившемся в прошлом не жалела.

Что касается настоящего или ближайшего будущего, я не могла и не хотела размышлять ни о чем плохом или страшном, отбросила я и думы об осторожности, и все мои мысли сосредоточились на нашей любви, на ребенке.

К его рождению уже вовсю шли приготовления. Гиймот, Агнесса и все три Джоанны сидели рядышком целыми днями. Беседуя о детях, они снова, как шесть с лишним лет назад, готовили крошечные одеяния, подушечки и одеяльца.

Милое мое дитя, говорила я себе, глядя на эту мирную картину, кто бы ты ни был, мальчик или девочка, я никому не отдам тебя; с тобой будут и мать, и отец, любящие, верные…