Тайный дневник Исабель

В который уже раз пребывая в пессимистическом настроении, я развалился на сиденье в принадлежащем императорскому двору экипаже, который вез меня после моей встречи с императором обратно в отель «Сахер», и тер себе глаза. Я имел привычку делать это всегда, когда моя голова была полна тяжких мыслей. В тот период мои посещения императорского дворца проходили в более напряженной обстановке, чем обычно. Эта напряженность была вызвана тем, что уже, можно сказать, начался обратный отсчет: песок в стеклянных песочных часах медленно, но неумолимо скользил через узенький промежуток из верхней части в нижнюю… и вскоре в верхней части уже совсем не останется песка.

По указанию своего начальства я должен был встретиться с императором, получить от него необходимые сведения и — посредством немалых дипломатических усилий с моей стороны и использования тактических и психологических методов — попытаться смягчить позиции сторон, становящиеся все более радикальными и подверженными влиянию решительно настроенных советников. Франц-Иосиф был уже пожилым человеком, которого как следует потрепала жизнь и замучили всевозможные проблемы, в результате чего его характер ослаб до такой степени, что император стал поддаваться экстремистским пан-германским идеям своих министров. Тем не менее он по-прежнему играл одну из ключевых ролей в определении дальнейшей судьбы Европы, а может, даже и самую главную роль, потому что, судя по всему, Австро-Венгерская империя превратилась в своего рода испытательный полигон по подготовке войны — или, другими словами, в своего рода лабораторию, в которой каждый день экспериментировали с какими-нибудь новыми взрывчатыми веществами, причем все более и более опасными. Австро-Венгерская империя представляла собой мозаику, составленную из множества народностей, сосуществующих в неустойчивом равновесии и весьма подверженных националистическим настроениям. С другой стороны, новые массовые движения — такие, как социализм и марксизм — ратовали за революцию и конец либерализма, который уже довольно крепко укоренился в Австрии. Национализм и социализм, хотя они и в корне отличались один от другого идеологическими принципами, объединили свои усилия, и это приняло уже угрожающий масштаб, для достижения одной цели — развязывания войны. Войны, результатом которой стало бы перекраивание границ империй и выход межнациональных противоречий на наднациональный уровень: панславянизм против пангерманизма. Другими словами, Россия против Германии. Возможно, ты с твоим, можно сказать, глобальным видением окружающего мира не уделил данным нюансам должного внимания. Ты явно недооценивал всего этого. Война, брат, — это не абстрактная идея, угрожающая другой абстрактной идее. Война начинается в твоем доме и угрожает жизни родных тебе людей, угрожает той жизни, которой ты живешь, угрожает всему тому, кем и чем ты являешься. Мне непонятно, почему ты никогда этого не осознавал.

В подобной ситуации, конечно же, попытки давать советы его величеству воспринялись бы как дерзость и вполне могли оказаться занятием безрезультатным и неразумным. Поэтому, глядя, как он хмурит брови, как становится все более угрюмым и раздражительным, я решил направить разговор в другое русло, и мы стали беседовать о его собаках, об охотничьем сезоне и о подготовке к моей свадьбе с Надей. Иногда главное в искусстве дипломатии — понимание, в какой именно момент следует перестать тянуть за веревочку.

Когда я уже покидал императорский дворец, чувствуя себя усталым, ко мне вдруг подошел личный секретарь наследника престола — эрцгерцога Франца-Фердинанда — и сказал, что его высочество хочет со мной поговорить. Выходит, эрцгерцог считал, что я оказываю влияние на императора, и ему, эрцгерцогу, есть смысл рассказать мне о своих замыслах в надежде на то, что я похлопочу за них перед императором. Несмотря на то что Франц-Фердинанд не пользуется большим авторитетом при дворе, я отношусь к нему с определенным уважением и вижу в нем своего союзника. Он, на деле человек уступчивый и сговорчивый (гораздо более сговорчивый, чем Франц-Иосиф), исповедует консервативные христианские идеи и ненавидит австро-германских националистов, считая их угрозой стабильности политической ситуации в мире, поскольку они могли уж слишком резко склонить внешнюю политику Австрии в сторону Германии.